ЕГОМ

Вот она, ОРГАНИЗАЦИЯ, как есть, без прикрас! Ревизия на носу, а баланс – отрицательный, кругом должны, и за что - непонятно. Прямо как черная дыра какая-то, в декаду по миллиону… Но главное – это, конечно, отношение, а отношение здесь свинское. Я – запрос наверх, мне в ответ кипу бумажек, и делай, что хочешь, главное, чтобы до февраля нас не прикрыли. Ну, я давай бумажки ворошить, и что же, спрашивается, вижу? Читайте сами:

Заявление

Я, Соломин Михаил Валентинович, 2-й оператор СЕРДЦА, отказываюсь работать в одном коллективе с оператором Ярузельским В. П. ввиду его наплевательского отношения к должностным обязанностям (см. подотдел 6-43-1 Уложения СЕРДЕЧНЫХ НАДОБНОСТЕЙ) . 12.12 (вымарано цензурой) вышеупомянутый Ярузельский В. П. заявил, что РУЧКУ, цитирую, «за такие гроши» крутить больше не станет. А «гроши» – это 350 000 (триста пятьдесят тысяч) ШК в неделю, и мне, как заслуженному работнику, это слушать очень обидно. Прошу принять меры, потому что как же это получается – сидит человек, РУЧКУ крутит, триста пятьдесят тысяч получает, да еще выпендривается, недоволен!

М. В. Соломин, а также
за тов. Лодзинского - Дерибасов

И как это называется, а? Им что, наверху – совсем деньги девать некуда? Тут не знаешь, как расплатиться, а они за какую-то вшивую ручку – триста пятьдесят тысяч! Нет, тут явно какая-то махинация, опять кто-то руки нагрел, а я разгребай! Нет, не подумайте мне не жалко, да и не все деньги в ОРГАНИЗАЦИИ на ерунду тратятся. Вот то же СВАГРО – очень полезная вещь. Я ведь как на него наткнулся? Да так же, как сейчас, бумаги проверял, и папка лиловая выпала. Я открыл – и обомлел. Только за первый квартал – тринадцать миллиардов! Я – за сердце, корвалольчику выпил, и прошу разъяснений.

Через час пришли за мной, глаза завязали и повели. Час шли, не меньше, наконец, снимают повязку. Вижу: маленькое помещение, чай на столе, и человек сидит, весь в черном. Что же вы, говорит, Александр Геннадьевич, удивляетесь? СВАГРО – штука важная, на нее никаких денег не жалко. Отсюда и расходы. Вы бы лучше, вместо того, чтобы интересоваться, делом занялись – скоро отчетность сдавать, а у нас дефицит в три миллиона. Вам все ясно?

Я покивал, конечно, а сам думаю: только бы до кабинета добраться, там-то уж за мной не заржавеет, вмиг общественность подниму. А он посмотрел на меня и говорит: вы, видно, человеческого языка не понимаете, придется с вами по-другому толковать. Желтенькую ему, быстро!

Разложили меня на столе, штаны сняли, чувствую – колют что-то. А он мне объясняет: это, Александр Геннадьевич, такой препарат, что вы про СВАГРО теперь ничего, кроме хорошего, сказать не сможете. Даже, если очень захотите. Ну, попробуйте, скажите ,что СВАГРО – это трата денег. Давайте, не стесняйтесь. Ну?

Говорит он так, а я лежу и что-то бормочу. Язык не слушается, во рту каша. Еле промямлил: «Обожаю СВАГРО» - и сам удивился, что такое сказал. А он ухмыльнулся во весь рот: вот видите, я же говорил. Ну, все, можете быть свободны.

Вот так все и было, со СВАГРО-то. А ведь это штука была полезная, не то, что некоторые! Но мы, бухгалтеры, люди дотошные, и если видим, что куча денег на какую-то ручку тратится, то сидеть спокойно не можем. В общем, вызвал я инспекцию, расследовать этот случай. Вызвал, значит, инспектора и сижу, жду…

В три часа явился, не запылился. Протянул мне руку, представился:

- Мехликов Олег Леонидович.

- Самойлов Александр Геннадьевич.

- Очень приятно. Слушай, давай на ты? – сказал он и пустился с места в карьер. - Тут, Саш, дело и вправду довольно неприятное, без расследования не обойтись.

- Ну, так расследуйте, - сказал я. – За чем стало-то?

- За тобой, Саша, - сказал Олег Леонидович. – Ты это упущение обнаружил, тебе и обвинение выдвигать. Пошли, познакомишься с человеком, которому за РУЧКУ триста пятьдесят тысяч платят!

- А это обязательно? – спросил я.

- Конечно! Да, кстати, пока не забыл, - он достал из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу. – Распишись здесь, пожалуйста. Стандартная форма о неразглашении. Мы ведь в самый НИЗ поедем, сам знаешь…

Я расписался, и мы вышли из кабинета. В холле было пусто, только вдалеке, в конце коридора слышались взволнованные голоса.

- Сабуров чудит, - объяснил Олег Леонидович. – У них третью неделю ЯЙЦО как на дрожжах растет… А, вот и лифт! Вопрос на засыпку, Саша – сколько у нас в ОРГАНИЗАЦИИ этажей?

- По ведомостям – двенадцать, - ответил я, когда мы зашли в кабину со стеклянными стенами. – Плюс еще четырнадцать подземных – там Отделы Вневедомственного Вмешательства, ангар и Хранилище.

- Так-то оно так, - согласился инспектор. – А почему тут кнопок больше? – и показал на панель управления лифтом, где кнопок была чуть ли не сотня.

- Стандартная комплектация, - сказал я. – Лифт спроектирован для небоскребов, так что лишние кнопки не используются.

- Молодец, - похвалил Олег Леонидович. – Но это инструкция, а вот тебе правда. Едем вниз!

Он нажал на кнопку, и лифт двинулся. Минус первый, минус второй, минус тринадцатый…

- Сейчас тряхнет, - предупредил инспектор, и действительно, тряхнуло нас порядочно. Зато из темноты последнего подземного этажа мы неожиданно вырвались на свет. Прямо под нами расстилался огромный цех, в котором собирали непонятное серебристого цвета устройство.

- Зверь-машина!- прокомментировал это инспектор. – А сейчас держись покрепче, потому что впереди БАБА будет!

- Что это за БАБА такая? – спросил я.

Кажется, инспектору мой вопрос не понравился.

- А это, Саша, такая БАБА, - сказал он, - что это не твоего ума дело. Одно могу сказать – как ее до нужных размеров вырастим, так и заживем!

Мы снова окунулись в темноту лифтовой шахты и ехали так почти полчаса. Наконец, внизу забрезжил свет, и через какие –то пять минут мы оказались в длинной стеклянной трубе, которая сверху донизу пронизывала такое же огромное, как и предыдущий цех, помещение. Чем-то оно напоминало ванную комнату – тот же блестящий белый кафель, но самое главное – тут была огромная женщина, ростом метров в сто пятьдесят. Она расчесывала волосы гребнем и тихонечко напевала. Рядом с ее головой парила летающая платформа, с которой человек в желтой каске отдавал приказы, выкрикивая их в рупор.

- Опять, наверное, с косметикой переборщила, - сказал Олег Леонидович. – Семенов просто так лютовать не станет, я его знаю… Сколько на твоих часах времени?

- Без пяти три, - сказал я. – А что?

- В три я должен позвонить. А, ладно, позвоню сейчас!

Инспектор достал телефон и набрал номер. Сперва никто не отвечал, и он нервничал, но затем на другом конце все же подняли трубку.

- Контроль за Провидением?- спросил Олег Леонидович. - Попросите, пожалуйста, Бориса Карловича. Боря, здравствуй, как там МЕССИЯ наш, прогрессирует? Что? Восемь процентов?! Ну, Боря, расцеловал бы тебя, да некогда! Как станет ВЫСШИМ СУЩЕСТВОМ – переводи с гречки на пророщенный овес, и Каллистратову сообщить не забудь! Что? А, ну это само собой! Все, пока, загляну на днях!

Он убрал телефон в карман и посмотрел на табло лифта.

- Сто сороковой… Ну, держись, Саша, сейчас нас с тобой бомбардировать будут.

На табло отобразилась цифра «142», и лифт замер. Прямо перед нами была внутренность обыкновенного НИИ: туда-сюда сновали сотрудники в халатах, и мы даже моргнуть не успели, как двое из них оказались прямо у двери нашего лифта. Инспектор хотел было нажать на кнопку, но у этих двоих на лицах было такое жалостливое выражение, что он вздохнул и убрал руку.
Рубинчик и Пахалюк – вот что у них было написано на бейджиках.

- А у нас к вам жалоба, Олег Леонидович! - сказали они в один голос.

- Что еще? – устало спросил инспектор.

Ученые переглянулись, и начал Пахалюк.

- Маратова приструнить бы надо, - сказал он. - Он своего сынка, Толика, пристроил в Отдел Континентальной логистики, а там от него все стонут уже!

- Сущее бедствие, Олег Леонидович! – поддержал коллегу Рубинчик. – В хронографии – ни бельмеса, а к Магниту главному допуск имеет!

- Разберемся, - буркнул Олег Леонидович.

- Да уж будьте так любезны! – снова Пахалюк. – А то мы с ним скоро пол-Европы не досчитаемся. Пангею-то кто развалил? Он, родимый, а повесили на Лазарчука. Это уже кумовщина, знаете ли!
- А Млодзяк… - дернулся было Рубинчик.

- Поехали-ка дальше, - повернулся ко мне Олег Леонидович. – Это как потоп - начнется, и конца не будет.

Инспектор нажал на кнопку, и лифт снова двинулся вниз. Удаляясь от сто сорок второго этажа, мы слышали, как Рубинчик и Пахалюк продолжают жаловаться – на пшенную кашу в столовой, на лаборантку Машу, на скверное качество шариковых ручек, которыми их снабжает завскладом Морец, и много еще на что, даже, кажется на безобидный полузасохший фикус в коридоре.

- Ты не поверишь, Саша, как с ними тяжело, - вздохнул Олег Леонидович, когда жалобы, наконец, стихли. – У нас целый этаж для таких выделен – которые ничего не делают, только доносы пишут. И все равно ведь просачиваются как-то, стопорят дело!

- Понимаю, - кивнул я. – А тут какой-то бухгалтер со своими расспросами…

- Нет, - тон инспектора смягчился. – Ты – это другой случай, ты по делу интересуешься. Но подожди – сейчас еще один этаж будет. Еще немного… Ага, вот и приехали. Ну, открывай глаза, можешь полюбоваться на цех СВАГРО! Только помни – ты бумагу подписывал!

- Конечно-конечно, - пробормотал я. Зрелище мне открылось поистине грандиозное. Потолок цеха терялся далеко наверху, а ряды гигантских, выкрашенных синим чанов с мутно-белой жидкостью тянулись, казалось, до самого горизонта. Возле этих гигантов рабочие выглядели форменными муравьями. Инспектор нажал на кнопку вызова, и через минуту возле стеклянной стены стоял бородач с нашивками бригадира.

- Олег Леонидович! – козырнул он моему спутнику. – Все строго по графику, а по ОНТО-9 даже опережаем немного!

- А не надо опережать, - улыбнулся инспектор. – Надо все делать вовремя, а то будет как в девяносто третьем. Сафронов, кажется, не рассчитал, да?

- Так точно! Уволен с позором и навеки…

- Знаю, знаю, можешь не продолжать. По коэффициентам есть что-то доложить?

- Все в норме, Олег Леонидович!

- Точно?

- Совершенно точно, Олег Леонидович, иначе и быть не может!

Но что-то тут было явно не так – это даже я заметил. Уж больно потел этот бородач, да и глазки у него были какие-то пугливые, ни на чем подолгу не задерживались.

- Бригадир, - позвал его инспектор каким-то чересчур мягким голосом, - а, бригадир?

- Да, Олег Леонидович?

- А скажи-ка мне, бригадир….

- Да, Олег Леонидович?

- … сколько у вас по ВЫДЕРЖКЕ накапало?

Бригадир застыл с открытым ртом. Лицо его пошло багровыми пятнами, руки мелко затряслись.

- П-п-пощадите, Ол-лег Л-л-леонидович… - начал он. – Не моя вина, Б-б-богом к-клянусь!

- Да я знаю, что не твоя, - улыбнулся инспектор. – Чикин опять выделывается, да? А вы его покрываете. Нехорошо…

И тут бригадира словно прорвало.

- Чи-и-икин! – завыл он так громко, что рабочие неподалеку повернули к нам головы. – Житья не дает! Делайте план, говорит, а не то сожру, как Смирнова! А мы – люди простые, нам немного надо, чтобы не трогали, а он кричит, пасть разевает, а там клыки, Олег Леонидович, видит Бог, клыки здоровенны-ые-е!

- Чикин Володя – товарищ специфический, что факт, то факт, - согласился инспектор. – Его, Саша, на СВАГРО перевели, когда он двух агентов порвал. Почему не убили, спрашивается? Потому что дело свое хорошо знает. Ты вот глянь на этого борова, - показал он на бригадира. – Тут таких – двенадцать на дюжину. Думают, что, если на сто километров под землей, то можно уже и не работать. А мы им Чикина – ему-то, чем глубже, тем лучше, он сам, считай, из такой же ямы вылез! Выделывается, правда, много, ну, с этим мы разберемся… Чего стоишь?! – рявкнул инспектор на бригадира. – Вон пошел, быстро!

Но бригадир не двигался с места.

- Э, да он, небось, обделался, - сказал Олег Леонидович. – Эх, кого только в начальники ставят… Говорит Каценеленбоген, - проговорил он в рацию. – Уборщика на СВАГРО, и пусть вместо лимонного освежителя возьмет хвойный – у Чикина на лимонный реакция неадекватная! Вот так-то, Саш, - снова повернулся он ко мне. – Так и работаем. Ну, последний отрезок остался – с Богом.

Он нажал на кнопку лифта и достал из кармана шприц с прозрачной жидкостью.

- Когда скажу, по вене проведешь, понял? Я-то привычный, а ты через ЯДРО первый раз едешь.

В кабине тем временем становилось все теплее. Я весь вспотел и даже немного пританцовывал – так сильно сквозь тонкие подошвы обжигал мне ноги пол. Олег Леонидович, однако, держался, как ни в чем не бывало – матерый агент, подумал я, вот это выдержка!

- Коли! – вдруг скомандовал он. Я растерялся, и он, выхватив у меня шприц, вонзил мне его в вену на левой руке.

- Та-ак, - выдохнул он, вдавливая до предела поршенек. – Успел! Все, Саша, приехали.

Действительно, лифт ехал все медленнее и медленнее. Наконец, он остановился.

- Вот и СЕРДЦЕ наше, - сказал Олег Леонидович. – Без спорадилину ты бы и двух минут здесь не протянул. Сейчас, откроется…

С тихим шумом двери лифта открылись, и мы вышли в маленький мраморный холл, украшенный множеством экзотических предметов – масок, статуй и инсталляций. Удивительно, но здесь было даже прохладно. Освещала холл небольшая лампа, и в ее свете я разглядел за огромной декоративной вазой проход, ведущий куда-то вглубь.

- А что это… - начал я было, но инспектор прижал к губам палец и улыбнулся.

- Туда мы уже не спускаемся, - сказал он. – Ни 4-й уровень допуска, ни 5-й. Там идут ЗАЛЫ и ПОМЕЩЕНИЯ.

- Получается, можно спускаться и дальше? – спросил я шепотом.

- Можно, - кивнул Олег Леонидович.

- И что там?

- Одному любопытному бухгалтеру… Да, Саша, можно. Но лучше этого не делать.

- А вы…
- Нет, не пробовал. Тарасов пробовал. Слышал про Тарасова? Ну, минутка у нас еще есть, расскажу тебе историю. Был такой Тарасов, хороший сотрудник, но азартный – страсть! Проспорил кому-то наверху, что дальше СЕРДЦА пойдет, и пошел. Вошел – был еще Тарасов, а вернулся – кто-то другой. Все крутил в руках какой-то стерженек черный, а однажды вышел в коридор, и хлоп его об землю! Двенадцатый сектор как корова языком слизнула, вместо него – стена сплошная! Каково, а?

- Недурно, - признался я.

- То-то же. Потому наверху и решили – на наш век и СЕРДЦА хватит, нечего судьбу искушать. Давай-ка сюда теперь…

Олег Леонидович приподнял с правой стены пестрый ковер, и под ним обнаружилась зеленая дверь с захватанной до блеска ручкой. За дверью была маленькая комнатка: стол, пара стульев и на тумбочке возле стены – телевизор «Юность».

- Опять в подсобке курят, - недовольно сморщился инспектор. – Р-работнички… Жалобы пишут, а сами…

Только он это сказал, как сзади раздалось деликатное покашливание. Мы обернулись и увидели троих человек в спецовках.

- А, вот вы где, - сказал инспектор. Вот, Саша, познакомься – Лодзинский, - показал он на щупленького юношу в очках со сломанной дужкой. – А это Соломин и Дерибасов, прошу любить и жаловать. Ребята они хорошие, СЕРДЕЧНЫЕ, ПОКОЙ блюдут.

- Ну, это вы зря, Олег Леонидович, - чинно поклонился Дерибасов. – Мы стараемся. Вот, СЛУШАТЬ недавно выучились.

- А Дерибасову с Лодзинским даже понимать теперь друг друга не надо, так хорошо СИНХРОНИЗИРОВАЛИСЬ! - вставил Соломин, рыжий и веснушчатый коротышка.

- Молодцы, - сказал инспектор. – Хвалю. Вот кто, Саша, в Организации настоящее дело делает! Но, ладно, хватит. Ярузельский где?

- Сидит, - сказал Дерибасов и сплюнул. – Халтурщик он, Олег Леонидович, гнать его надо.

- Что же? Совсем не крутит.

- Совсем! - сказал Лодзинский возмущенно. – Уж мы и ГОВОРИЛИ с ним, а он – ни в какую. Не хочет, и все тут.

- Это он зажрался, Олег Леонидович, истинная правда – зажрался, - сказал Дерибасов. – Вы бы намекнули ему…

- Да, - поддержал коллегу Соломин, - вы бы повоздействовали… А то деньги человек получает, а чтобы работать – так всё мы, всё на нас! А мы разве за РУЧКУ ответственные? Нас разве назначали? Мы разве обязаны?

- Ну, тише, тише, - сказал инспектор. – Успокойтесь уже. Вот вам Саша, он во всем разберется.

- Я? – удивился я. – Почему это – я?

- А кто же еще? – сказал Дерибасов.

- Да, кто ж еще-то? – поддержал его Лодзинский.

- Ладно, - пожал я плечами. – Что делать-то надо?

- Поговори с Ярузельским, - сказал Олег Леонидович.

- Просто поговорить, и все? – уточнил я.

- Ну да. Вразумишь его, быть может…

- А если нет?

- Ну… - Олег Леонидович закатил глаза. – Тогда придумаем что-нибудь. Ну, иди, иди давай!

Дерибасов провел меня через курилку, и я оказался в длинной комнате с бетонными стенами и полом, в конце которой на табуретке сидел молодой человек в сером костюме.

- Эй, Войцех! – крикнул ему Дерибасов. Молодой человек поднял голову. – К тебе пришли!

- Знаю, - отозвался тот. – Слышал уже. Ну, подходи, не бойся. Это из-за той записки, да?

- Да, - ответил я. – Все-таки триста пятьдесят тысяч – это не шутки, у нас и так проблемы с финансами, а вы еще больше хотите…

- Врешь, - покачал он головой. – Тебя ведь заменить меня прислали? Отвечай!

- Я пойду, пожалуй, - сказал Дерибасов и действительно вышел.

- Так я и знал, - сказал Ярузельский. – Вот сволочи, а? Сколько лет служил, а все коту под хвост! Говори, ШТУКУ по пути сюда видел?

- Какую штуку? – спросил я недоуменно.

- Какую-какую! Серебристую!

- Ну, видел, - признался я неуверенно. – Там, в цеху…

- Что? – побледнел Ярузельских. – И цех, значит, да? А кляузники? Их показывали?

- Да, на сто сорок втором…

- Все против меня! – Ярузельский сплюнул. – А БАБА, а СВАГРО?

- Было.

- Чтоб тебя! – Ярузельский отошел от меня на несколько шагов. – Со всех сторон обложили! Как грудь давит, а…

Мне бы не спускать с него глаз, однако я отвлекся и разглядел у него за спиной торчащую из стены ручку. Значит, это была правда – действительно, есть такая ручку. Это не ошибка, не курьез. Боже ты мой…

- Да, Саша, да, - сказал подошедший Олег Леонидович. – Та самая РУЧКА. Ты не поверишь – был бы самоедом, молился бы ей. А так – просто оберегаю. От таких вот товарищей, - показал он на Ярузельского.

А с тем в это время происходило что-то странное. Во-первых, он весь как-то съежился, словно провалился внутрь себя. Глаза его поблескивали каким-то жутковатым блеском. Раз! – и колени его согнулись назад, так что он сделался похож на страуса. Два! – челюсть его упала, открыв сочащийся черной слизью зев.

- Вот так вот, да? – пробулькал Войцех. – Попользовались, значит, а теперь – пинком под зад? Думаете, я постоять за себя не могу, да? Думаете, раз я покладистый, значит, на мне дерьмо возить можно? А я вам покажу, что ЕГОМ-то может, вы у меня кровью харкать будете! ВНИЗ всей шоблой пойдете!

- Берегись! – крикнул мне Олег Леонидович. – Он сейчас блевать начнет!

Он был прав – Ярузельский открыл рот, в глотке его что-то заклокотало, и я отпрянул в сторону. Однако залпа не последовало – вместо этого он скорчился, схватился руками за горло, захрипел, рухнул на пол и затих.

- Все, - сказал инспектор, проверив его пульс. – С концами.

- Что он вас – убить пытался? – раздался сзади голос Дерибасова. – Ничего по-человечески сделать не может…

- Тихо ты! – сказал ему подошедший Соломин. – Сейчас же новенького обрабатывать будут…

И действительно, поднявшись от трупа Ярузельского, Олег Леонидович повернулся ко мне и сказал:

- А теперь, Саша, слушай. Ручка эта – вовсе не обычная, и так много платят за нее непросто так. Видишь ли, пока ее кто-то крутит, дела идут хорошо, а как только перестает крутить, начинаются проблемы.

- И что с того? – спросил я, предчувствуя неладное.

- А то, Саша, что крутить ее надо обязательно.

- А почему они крутить не могут? – показал я на застывших в дверях Соломина, Лодзинского и Дерибасова.

- Потому что не назначены. Вот что, Саша, ты, наверное, и сам понимаешь, зачем ты здесь.

- Нет, - сказал я. – Не понимаю. Я бухгалтер, я с документами работаю…

- Был бухгалтер, - прервал меня Олег Леонидович, - а будешь РУЧКУ крутить. Вместо Ярузельского. И получать ты будешь не триста пятьдесят тысяч какие-то, а целый миллион.

- Нет, - упорствовал я.

- Саша, - сказал Дерибасов. – Ты подумай. Тебе ведь не просто так все здесь показали, мог бы уже и дотумкать.

- Да, Саш, - подхватил Соломин, - кончай ломаться. Это дело важное, да тебе и понравится. Ты только за РУЧКУ возьмись, сразу почувствуешь.

- Берись, берись, - сказал Олег Леонидович. – А о прошлом забудь. Не было прошлого, корова языком слизнула.

- А как же отчеты? – спросил я. – Мне отчеты к шести надо закончить…

- Саша, милый, какие отчеты? Тут РУЧКУ крутить надо, а не с отчетами возиться!

- Но надо, наверное, предупредить…

- Все уже сделано. Я до прихода к тебе распорядился.

- Так вы знали?

- Конечно, Саш! - улыбнулся инспектор. – Видишь ли, Саша, единственный человек, которому можно доверить РУЧКУ, обязан докопаться до ее существования сам. Вот ты и докопался.

- Взялся за гуж - не говори, что не дюж, - добавил Дерибасов. – Давай, начинай уже.

- Но…
- Саша! - ласково, но строго сказал Олег Леонидович. – А ну-ка РУЧКУ взял!

Что мне оставалось делать? Не с кулаками же на них лезть, в самом деле… Я протянул руку и взялся за ручку. Она была гладкая и теплая. Я сжал вокруг нее пальцы и сделал первый оборот.

- Ну, чувствуешь? – спросил Соломин.

- Нет, - сказал я.

- Тогда крути еще! – Лодзинский.

Я послушался, и странное дело – мне вдруг стало очень хорошо. Я оглядел комнату, четырех человек в ней, останки на полу, и понял – вот мой дом. Здесь я нужен. Здесь я делаю важное дело, делаю для всех. Все должно быть хорошо, а для этого надо крутить РУЧКУ. Днем крутить, ночью крутить, зимой крутить, летом, всегда. Кручу я, значит, и времени не чувствую. Вот, кажется, только начал, а по часам уже час прошел, а где час там и два, вот и вечер настал, смена кончилась, а я все верчу да верчу, никак не могу остановиться, глядь, а уже утро, какой сегодня день – вторник, да, ну, буду крутить дальше, а вот и среда, и четверг, и пятница, и суббота, и воскресенье, и снова понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, вот и октябрь месяц кончился, ноябрь пошел, а я все кручу, час за часом, день за днем, а там, дай Бог, и декабрь будет, и Новый год, с праздником вас, дорогие мои, желаю здоровья, счастья и успехов в личной жизнь, только не кушайте слишком много, а то будете животами маяться, а я первого числа отдохну, отосплюсь, как следует, и снова на работу, снова ручку крутить буду!

Пока не указано иное, содержимое этой страницы распространяется по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike 3.0 License