Фотурианцы: война

Противник неодолим, однако задета честь, и, стало быть, войны не миновать. Речь идет не о победе, нет — что могут Фотурианцы противопоставить всесильным Функциям? - а о том, что важнее всякой победы. О человеческом достоинстве, например.

Тут надо сказать подробнее. Функции дали человечеству правильный мир, живи и радуйся — что же тут плохого? Но для Фотурианцев все иначе, ближе к сердцу. Кто мы такие, спрашивают они — бессильные рабы, которых Рок, Судьба, Порядок Вещей из прихоти то лупцуют нещадно, то одаряют шубой с барского плеча, или все же свободные люди, которые хоть что-то, но могут сделать сами, по своей воле, согласно своему замыслу?

Свое — вот ключевое слово в этой войне. Фотурианцев лишили возможности сделать свое — пусть хуже, чем должно быть, пусть большими средствами, но все же свое, выстраданное, родное, то к чему они устремляли свои помыслы сто двадцать с лишним лет! Как простить такое унижение, как с ним можно смириться?

Да, без драки не обойтись. Но кто пойдет воевать? Нет больше у Фотурианцев могучего звездного флота, не идут за ними несметные армии, не работают Предметы Нид — Вселенная упорядочилась, и никому нет дела до кучки дураков, у которых отобрали будущее.

Что ж, подумал Данклиг, значит, нам придется действовать самим.

И отдал приказ о последнем сборе.

Удивительно, но никто, даже всезнающий доктор Пауле, не задумывался никогда, сколько именно Фотурианцев действует во Вселенной. Примерная цифра была такая — около пятисот. Лишь тогда, когда на счету оказался каждый боец, выяснилось, что всего их — триста восемьдесят три; не слишком большая разница, учитывая, кому им придется противостоять.

Дальше — больше: даже из этих неполных четырех сотен большинство было изранено и искалечено, сидело на таблетках, страдало от болезней, заработанных за долгую службу. Пауле даже представить не мог, что дела обстоят настолько плохо. У себя в головах, куда он проникал при помощи Шлема, Фотурианцы ощущали себя сильными и здоровыми, теперь же стало понятно, что в этом было больше внутренней убежденности, нежели реальной, действующей правды. Что поделать — Упорядочивание даром не дается, и жертв ради прекрасного будущего Фотурианцы принесли немало. В ком-то жизнь поддерживали лишь Предметы Нид — настолько их тела изувечило беспощадное время.

И вот они пришли, приковыляли, приползли — в Землю Тилод, где Данклиг назначил место сбора.

- Боже мой! - воскликнул Пауле при виде всех этих одноруких, одноногих, чумных, холерных, растоптанных, расплющенных, разбитых и склеенных заново Фотурианцев. - Да из них и одного-то здорового человека не собрать! Нет, Дан, это самоубийство — вести такую армию в бой. Да это и не армия вовсе. Это ходячий морг.

- Да, - ответил Данклиг. - И все же они хотят драться. Не хотели бы — не пришли. Лучше скажи, что нам делать дальше. Ты у нас теперь самый умный.

Пауле поморщился.

- А-а-а! - махнул он рукой. - Какая здесь польза от ума! Ты задумал огромную глупость, Дан — что я могу посоветовать?

- Глупость, говоришь? - вгляделся огромный Фотурианец в сморчка-профессора. - Тогда почему ты здесь? Ступай, живи в упорядоченном мире. Я никого не держу.

- Потому что это хорошая глупость, - сказал Пауле. - Благородная. Уж чтобы понять это, мозгов у меня хватает. Но много я сделать не смогу. Подлатать кого-нибудь. Может быть, поставить на ноги. И, честно говоря, я не знаю, есть ли в этом смысл. Мы ведь идем на смерть, разве нет? Не лучше ли нашим больным умереть в своей кровати, чем ложиться под нож и в преддверии смерти опять терпеть боль?

- Пусть они сами тебе скажут, - ответил Данклиг. - Пойдем, поговорим.

Фотурианцы, все триста восемьдесят три, ждали их в церемониальном зале «Фотуро-комплекса», огромной башни из металла и стекла. Зал был рассчитан на пять тысяч человек: Ондрид явно погорячился, когда заказывал свой штаб машинам Земли Анод.

Каким он видел будущее ордена, этот жалкий слизняк, некогда — Первый Фотурианец? Думал ли, что соберет вокруг себя целую армию? Полагал ли, что на его призыв откликнутся все верные, честные и храбрые во Вселенной? Теперь это было неважно: огромный зал лишь подчеркивал незначительность Фотурианцев. Смешно было думать, глядя на них, что эти люди когда-то хотели целиком изменить Вселенную — они, которые еле-еле заняли четыре ряда из пятидесяти!

Настроение, однако, было приподнятое — такое, какого совсем не ждешь от людей, чей смысл жизни растоптан, от людей, к которым будущее повернулось спиной. Слышался смех, пение, кто-то рассказывал о старых подвигах, кто-то планировал новые. Калеки, изгои — сдаваться они пока еще не собирались — несмотря на открывшееся прошлое ордена, несмотря на то, что отныне были они бессильны и безоружны.

Раньше было так: кого-то из них Данклиг уважал, к кому-то - относился скептически. Теперь же он гордился всеми — в равной степени — и, видит Бог, ему было чем гордиться.

Развеялись мечты познать Вселенную, найти Творца, Правду, Истину; то, ради чего создавался орден, оказалось просто уловкой, хитроумным способом заставить людей делать свою работу охотно, с воодушевлением. Флер выцвел — но и из обмана Фотурианцы извлекли зерно. Оказалось вдруг, что нет никакой разницы, придуманы Бог и Смысл Существования всемогущими Функциями или существуют на самом деле — сама их идея была настолько плодотворна, что ради нее стоило падать и подниматься снова, стоило умирать, воскресать, терять руки и ноги, идти в безнадежный бой, противопоставляя беспощадной силе свои слабые тела и отважные души. То, что Фотурианцы смогли это понять — уже дорогого стоило.

С гордостью за Фотурианцев в Данклиге соседствовали жалость и любовь. Они ведь могли принять мир таким, какой он есть, каким его сделали Функции — усесться на золоченые троны, завладеть всеми сокровищами, заполучить сколько угодно женщин и мужчин (им это предлагали, ясно и недвусмысленно) — но нет, Фотурианцы отказались от даров, ибо никакие золото, пища, секс, власть не имеют смысла, если нет Будущего, о котором можно мечтать и которое можно строить. Несущественному они предпочли важное, довольству — труды и подвиги, и потому-то Данклиг жалел их и любил, что путь, выбранный ими, был суров, неблагодарен и труден. Они работали не для себя, а для других — вот в чем было их величие.

Но это высокие материи, а на деле все было просто: вот храбрые и веселые люди собрались по зову сердца — они поют, смеются, шутят, потому что, хотя все и потеряно, но честь осталась у них, они по-прежнему — Люди Будущего, хоть Будущее принадлежит не им.

Нет, ничего не мог Данклиг сказать своим дорогим Фотурианцам, мог только повести их в бой и сложить бок о бок с ними голову. На это он согласился бы с радостью, осталось лишь вдохнуть в родные развалины жизнь, поднять их, сгладить слабость плоти протезами, лекарствами, прочими хитростями. Это уже была задача Пауле, и Данклиг на время уступил ему первенство.

- Зачем ты идешь на войну? - спрашивал Пауле Фотурианца Нильса. Тот висел перед ним прямо в воздухе — голова на антигравитационной платформе, а снизу к платформе прицеплены канистра с внутренностями, аппарат искусственного дыхания и что-то еще, необходимое для жалкой и постыдной жизни. - Где ноги, что понесут тебя в бой? Где руки, которыми ты будешь бить врага? Чем ты будешь драться, Нильс? Это же смешно!

- Дай мне тело, - отвечал Нильс. - Дай тело, и я вздую, кого хочешь. Я все отдам для победы — голову, десять метров кишок. Больше у меня все равно ничего нет.

- Хорошо, - сказал Пауле. - Вчера мы захватили склад с искусственными конечностями, я спрошу, найдется ли для тебя целое тело. Я рад, что ты с нами, Нильс.

И жалкий остаток некогда великого Фотурианца качнулся перед Пауле в импровизированном поклоне.

- А ты, Троцеро? - обращался Пауле к уродливому инвалиду в кресле-каталке — лицо бедняги походило на овсяную кашу: страшный ожог от драконьего пламени. - Мы приделаем тебе новые ноги, но вот физиономию твою уже не исправишь.

- И не надо, - говорил Фотурианец Троцеро свистящим шепотом. - Своим лицом я буду пугать врагов. Даже Функции наделают в штаны со страха! Давай сюда эти ноги, посмотрим, как они будут ходить.

И ноги ходят, и Троцеро смеется — так, что его обожженное лицо становится похожим на жуткую маску.

- У меня все в порядке, - так начал Фотурианец Амердин. - Руки есть, ноги есть, голова на месте. Не на месте сердце.

- Тебе нужно искусственное? - уточнил Пауле. - У нас осталось штук тридцать. Пожалуйста, не сломай.

- Я не о том, - сказал Амердин. - С сердцем у меня тоже все хорошо. Просто оно беспокоится за жену и детей. У меня есть семья, видишь ли. Мне тяжело оставлять их, а потому я буду сражаться слабее.

- И что ты предлагаешь?

- У тебя есть какое-нибудь средство, чтобы забыть, доктор? - Амердин уставился на Пауле, не мигая. - Я хочу забыть их, чтобы мне ничего не мешало. Потом, если мы победим — вспомню.

- Ты настолько хочешь драться? - Пауле был удивлен.

- Да, настолько и ни на сколько меньше. Так есть у тебя какие-нибудь капли, доктор? Завтра я хочу выступить в бой.

Пара капель микстуры забвения — и Амердин забывает даже собственное имя. Однако он помнит о войне, и война застывает на его лице решительным, суровым выражением — губы сжаты, лоб нахмурен, глаза смотрят прямо и безо всякой пощады.

Данклиг смотрит на свою отважную армию, и мысли его путаются от жалости и любви. Поднимайтесь, увечные воины, думает он, огонь вашей славы еще не угас. Подкинем дровишек в двигатель мира, докажем, что мы годимся для Будущего. Завтра принадлежит нам, оно оплачено нашей кровью и построено на наших костях. Завтра - это мы, и никто другой. Нас у нас не отберут. Славные воины, честные воины, воины завтрашнего дня. Когда я смотрю на вас, я вижу не калек, не обрубков прошлого, а настоящих, подлинных людей. Трепещите, враги: пусть у нас больше нет оружия, но что вы можете противопоставить нашей горечи и нашей славе, нашей ненависти и нашей любви? Мы пройдем сквозь ваши ряды, словно нож сквозь воду, потому что мертвые всегда сильнее живых, потому что мы - это героическое Прошлое, а вы - хлипкое ненадежное Настоящее. Да, это идейный конфликт: одно время перемалывает другое, новый век поглощает старый, но мы станем костью у вас в горле, не отдадим нашего блеска, не позволим, чтобы ваши спокойные жизни оттеснили громы и молнии наших - беспокойных, исполненных волнений и тревог. Мы не хотим уходить, не хотим превращаться в ничто. Мы жили в жестокой и молодой Вселенной, мы - дети Мифа, недополучившие любви. Кто виноват, что мы не похожи на созданий Сказки, радующих взор? Любите нас, думайте о нас, не забывайте нас. Мы заслужили это.

Иначе думает Пауле, доктор Фотурианских наук.

Данклиг неправ, противопоставляя прошлое будущему, нас — людям Упорядоченного мира. Его ослепляют горечь, обида, гнев. Вот в чем дело: гордость Тарана жестоко уязвлена. Ни он, ни остальные не видят, что новые люди — это те же мы, только другие, выросшие в иных условиях, не знающие наших страхов и наших проблем. Они свободны от ненависти к Мифу, ибо Миф для них — совсем не то же, чем он был для нас, не какие-то реальные вещи вроде драконов и злых колдунов, отравляющих жизнь человеку, а нечто давно забытое, предания, бабкины сказки. Может быть, к нам эти новые люди жестоки, но это жестокость здорового организма, не желающего больше лекарств. Мы были пилюлей, да, микстурой против вселенского беспорядка – но следует ли нам теперь, по излечении от болезни, отстаивать свое право и дальше влиять на чужую жизнь, на Вселенную, которую мы упорядочивали прежде всего для других, не для себя? Боже — что бы ни говорил Данклиг, я знаю, что ты есть! - Боже, для чего мне мой ум, если из всех ненужностей этого мира он яснее всего видит нашу? И почему, если я так умен, я все еще остаюсь с этими людьми?

Это болезнь, говорит себе Пауле. Я болен Фотурианством. Я один из них, у меня тоже нет ничего, кроме Будущего. Я признаю людей Упорядоченного мира, я понимаю их и желаю им всего наилучшего.

Но, Господи, даже я не могу просто так взять и уйти!

Фотурианцы.

Люди Будущего.

Мечтатели.

Дураки.

Фанатики.

Герои.

Один за другим, они проходят через Пауле и обретают: кто - руки, кто - ноги, кто – головы, кто - потроха. Триста восемьдесят три бойца — и вот наступает время выступить в поход, бросить вызов новому, правильному миру и его всемогущим Функциям.

Они останавливаются в Земле Килак, там, где Ондриду открылась правда о судьбе Вселенной, и ждут. Наконец, голос с неба — всеобъемлющий голос, говорящий словно за весь мир, обращается к ним:

- Возвращайтесь домой! - рокочет небо. - Живите, как полагается нормальным людям! У вас для этого теперь есть все, что нужно! Чего вам еще надо?

- Нам нужно наше Будущее! - отвечает за Фотурианцев Данклиг — только его голос может сравниться с голосом посланника Функций. - Мы пришли за нашим Будущим и без него не уйдем!

- Будущего для вас нет, - отвечает небо. - Есть только одно, общее, для всех. Смиритесь, а не то будете наказаны. Никаких больше переделок Бытия, ступайте назад, по домам, сидите смирно и будьте счастливы!

- Так, значит, да? - говорит Данклиг, и глаза его смотрят на всесильное небо с невыразимым презрением. - А не пошло бы ты, небо, к чертовой матери?

Функции реагируют на оскорбление стремительно — пространство словно сгущается, вокруг темнеет, начинается бой — не пойми с кем, и лучшие Фотурианцы гибнут, а жить остаются недостойные — и Данклиг, второй в ордене, к великому своему удивлению оказывается среди них.

Они уходят, вновь искалеченные, вновь разбитые, и заползают в самые темные норы, чтобы там дожидаться окончательного Упорядочивания Вселенной, после которого для них начнется подлинная, не украшенная никаким подвигом жизнь.

Пока не указано иное, содержимое этой страницы распространяется по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike 3.0 License