Противник неодолим, однако задета честь, и, стало быть, войны не миновать. Речь идет не о победе, нет — что могут Фотурианцы противопоставить всесильным Функциям? - а о том, что важнее всякой победы. О человеческом достоинстве, например.
Тут надо сказать подробнее. Функции дали человечеству правильный мир, живи и радуйся — что же тут плохого? Но для Фотурианцев все иначе, ближе к сердцу. Кто мы такие, спрашивают они — бессильные рабы, которых Рок, Судьба, Порядок Вещей из прихоти то лупцуют нещадно, то одаряют шубой с барского плеча, или все же свободные люди, которые хоть что-то, но могут сделать сами, по своей воле, согласно своему замыслу?
Свое — вот ключевое слово в этой войне. Фотурианцев лишили возможности сделать свое — пусть хуже, чем должно быть, пусть большими средствами, но все же свое, выстраданное, родное, то к чему они устремляли свои помыслы сто двадцать с лишним лет! Как простить такое унижение, как с ним можно смириться?
Да, без драки не обойтись. Но кто пойдет воевать? Нет больше у Фотурианцев могучего звездного флота, не идут за ними несметные армии, не работают Предметы Нид — Вселенная упорядочилась, и никому нет дела до кучки дураков, у которых отобрали будущее.
Что ж, подумал Данклиг, значит, нам придется действовать самим.
И отдал приказ о последнем сборе.
…
Удивительно, но никто, даже всезнающий доктор Пауле, не задумывался никогда, сколько именно Фотурианцев действует во Вселенной. Примерная цифра была такая — около пятисот. Лишь тогда, когда на счету оказался каждый боец, выяснилось, что всего их — триста восемьдесят три; не слишком большая разница, учитывая, кому им придется противостоять.
Дальше — больше: даже из этих неполных четырех сотен большинство было изранено и искалечено, сидело на таблетках, страдало от болезней, заработанных за долгую службу. Пауле даже представить не мог, что дела обстоят настолько плохо. У себя в головах, куда он проникал при помощи Шлема, Фотурианцы ощущали себя сильными и здоровыми, теперь же стало понятно, что в этом было больше внутренней убежденности, нежели реальной, действующей правды. Что поделать — Упорядочивание даром не дается, и жертв ради прекрасного будущего Фотурианцы принесли немало. В ком-то жизнь поддерживали лишь Предметы Нид — настолько их тела изувечило беспощадное время.
И вот они пришли, приковыляли, приползли — в Землю Тилод, где Данклиг назначил место сбора.
- Боже мой! - воскликнул Пауле при виде всех этих одноруких, одноногих, чумных, холерных, растоптанных, расплющенных, разбитых и склеенных заново Фотурианцев. - Да из них и одного-то здорового человека не собрать! Нет, Дан, это самоубийство — вести такую армию в бой. Да это и не армия вовсе. Это ходячий морг.
- Да, - ответил Данклиг. - И все же они хотят драться. Не хотели бы — не пришли. Лучше скажи, что нам делать дальше. Ты у нас теперь самый умный.
Пауле поморщился.
- А-а-а! - махнул он рукой. - Какая здесь польза от ума! Ты задумал огромную глупость, Дан — что я могу посоветовать?
- Глупость, говоришь? - вгляделся огромный Фотурианец в сморчка-профессора. - Тогда почему ты здесь? Ступай, живи в упорядоченном мире. Я никого не держу.
- Потому что это хорошая глупость, - сказал Пауле. - Благородная. Уж чтобы понять это, мозгов у меня хватает. Но много я сделать не смогу. Подлатать кого-нибудь. Может быть, поставить на ноги. И, честно говоря, я не знаю, есть ли в этом смысл. Мы ведь идем на смерть, разве нет? Не лучше ли нашим больным умереть в своей кровати, чем ложиться под нож и в преддверии смерти опять терпеть боль?
- Пусть они сами тебе скажут, - ответил Данклиг. - Пойдем, поговорим.
…
Фотурианцы, все триста восемьдесят три, ждали их в церемониальном зале «Фотуро-комплекса», огромной башни из металла и стекла. Зал был рассчитан на пять тысяч человек: Ондрид явно погорячился, когда заказывал свой штаб машинам Земли Анод.
Каким он видел будущее ордена, этот жалкий слизняк, некогда — Первый Фотурианец? Думал ли, что соберет вокруг себя целую армию? Полагал ли, что на его призыв откликнутся все верные, честные и храбрые во Вселенной? Теперь это было неважно: огромный зал лишь подчеркивал незначительность Фотурианцев. Смешно было думать, глядя на них, что эти люди когда-то хотели целиком изменить Вселенную — они, которые еле-еле заняли четыре ряда из пятидесяти!
Настроение, однако, было приподнятое — такое, какого совсем не ждешь от людей, чей смысл жизни растоптан, от людей, к которым будущее повернулось спиной. Слышался смех, пение, кто-то рассказывал о старых подвигах, кто-то планировал новые. Калеки, изгои — сдаваться они пока еще не собирались — несмотря на открывшееся прошлое ордена, несмотря на то, что отныне были они бессильны и безоружны.
Раньше было так: кого-то из них Данклиг уважал, к кому-то - относился скептически. Теперь же он гордился всеми — в равной степени — и, видит Бог, ему было чем гордиться.
Развеялись мечты познать Вселенную, найти Творца, Правду, Истину; то, ради чего создавался орден, оказалось просто уловкой, хитроумным способом заставить людей делать свою работу охотно, с воодушевлением. Флер выцвел — но и из обмана Фотурианцы извлекли зерно. Оказалось вдруг, что нет никакой разницы, придуманы Бог и Смысл Существования всемогущими Функциями или существуют на самом деле — сама их идея была настолько плодотворна, что ради нее стоило падать и подниматься снова, стоило умирать, воскресать, терять руки и ноги, идти в безнадежный бой, противопоставляя беспощадной силе свои слабые тела и отважные души. То, что Фотурианцы смогли это понять — уже дорогого стоило.
С гордостью за Фотурианцев в Данклиге соседствовали жалость и любовь. Они ведь могли принять мир таким, какой он есть, каким его сделали Функции — усесться на золоченые троны, завладеть всеми сокровищами, заполучить сколько угодно женщин и мужчин (им это предлагали, ясно и недвусмысленно) — но нет, Фотурианцы отказались от даров, ибо никакие золото, пища, секс, власть не имеют смысла, если нет Будущего, о котором можно мечтать и которое можно строить. Несущественному они предпочли важное, довольству — труды и подвиги, и потому-то Данклиг жалел их и любил, что путь, выбранный ими, был суров, неблагодарен и труден. Они работали не для себя, а для других — вот в чем было их величие.
Но это высокие материи, а на деле все было просто: вот храбрые и веселые люди собрались по зову сердца — они поют, смеются, шутят, потому что, хотя все и потеряно, но честь осталась у них, они по-прежнему — Люди Будущего, хоть Будущее принадлежит не им.
Нет, ничего не мог Данклиг сказать своим дорогим Фотурианцам, мог только повести их в бой и сложить бок о бок с ними голову. На это он согласился бы с радостью, осталось лишь вдохнуть в родные развалины жизнь, поднять их, сгладить слабость плоти протезами, лекарствами, прочими хитростями. Это уже была задача Пауле, и Данклиг на время уступил ему первенство.
…
- Зачем ты идешь на войну? - спрашивал Пауле Фотурианца Нильса. Тот висел перед ним прямо в воздухе — голова на антигравитационной платформе, а снизу к платформе прицеплены канистра с внутренностями, аппарат искусственного дыхания и что-то еще, необходимое для жалкой и постыдной жизни. - Где ноги, что понесут тебя в бой? Где руки, которыми ты будешь бить врага? Чем ты будешь драться, Нильс? Это же смешно!
- Дай мне тело, - отвечал Нильс. - Дай тело, и я вздую, кого хочешь. Я все отдам для победы — голову, десять метров кишок. Больше у меня все равно ничего нет.
- Хорошо, - сказал Пауле. - Вчера мы захватили склад с искусственными конечностями, я спрошу, найдется ли для тебя целое тело. Я рад, что ты с нами, Нильс.
И жалкий остаток некогда великого Фотурианца качнулся перед Пауле в импровизированном поклоне.
…
- А ты, Троцеро? - обращался Пауле к уродливому инвалиду в кресле-каталке — лицо бедняги походило на овсяную кашу: страшный ожог от драконьего пламени. - Мы приделаем тебе новые ноги, но вот физиономию твою уже не исправишь.
- И не надо, - говорил Фотурианец Троцеро свистящим шепотом. - Своим лицом я буду пугать врагов. Даже Функции наделают в штаны со страха! Давай сюда эти ноги, посмотрим, как они будут ходить.
И ноги ходят, и Троцеро смеется — так, что его обожженное лицо становится похожим на жуткую маску.
…
- У меня все в порядке, - так начал Фотурианец Амердин. - Руки есть, ноги есть, голова на месте. Не на месте сердце.
- Тебе нужно искусственное? - уточнил Пауле. - У нас осталось штук тридцать. Пожалуйста, не сломай.
- Я не о том, - сказал Амердин. - С сердцем у меня тоже все хорошо. Просто оно беспокоится за жену и детей. У меня есть семья, видишь ли. Мне тяжело оставлять их, а потому я буду сражаться слабее.
- И что ты предлагаешь?
- У тебя есть какое-нибудь средство, чтобы забыть, доктор? - Амердин уставился на Пауле, не мигая. - Я хочу забыть их, чтобы мне ничего не мешало. Потом, если мы победим — вспомню.
- Ты настолько хочешь драться? - Пауле был удивлен.
- Да, настолько и ни на сколько меньше. Так есть у тебя какие-нибудь капли, доктор? Завтра я хочу выступить в бой.
Пара капель микстуры забвения — и Амердин забывает даже собственное имя. Однако он помнит о войне, и война застывает на его лице решительным, суровым выражением — губы сжаты, лоб нахмурен, глаза смотрят прямо и безо всякой пощады.
…
Данклиг смотрит на свою отважную армию, и мысли его путаются от жалости и любви. Поднимайтесь, увечные воины, думает он, огонь вашей славы еще не угас. Подкинем дровишек в двигатель мира, докажем, что мы годимся для Будущего. Завтра принадлежит нам, оно оплачено нашей кровью и построено на наших костях. Завтра - это мы, и никто другой. Нас у нас не отберут. Славные воины, честные воины, воины завтрашнего дня. Когда я смотрю на вас, я вижу не калек, не обрубков прошлого, а настоящих, подлинных людей. Трепещите, враги: пусть у нас больше нет оружия, но что вы можете противопоставить нашей горечи и нашей славе, нашей ненависти и нашей любви? Мы пройдем сквозь ваши ряды, словно нож сквозь воду, потому что мертвые всегда сильнее живых, потому что мы - это героическое Прошлое, а вы - хлипкое ненадежное Настоящее. Да, это идейный конфликт: одно время перемалывает другое, новый век поглощает старый, но мы станем костью у вас в горле, не отдадим нашего блеска, не позволим, чтобы ваши спокойные жизни оттеснили громы и молнии наших - беспокойных, исполненных волнений и тревог. Мы не хотим уходить, не хотим превращаться в ничто. Мы жили в жестокой и молодой Вселенной, мы - дети Мифа, недополучившие любви. Кто виноват, что мы не похожи на созданий Сказки, радующих взор? Любите нас, думайте о нас, не забывайте нас. Мы заслужили это.
…
Иначе думает Пауле, доктор Фотурианских наук.
Данклиг неправ, противопоставляя прошлое будущему, нас — людям Упорядоченного мира. Его ослепляют горечь, обида, гнев. Вот в чем дело: гордость Тарана жестоко уязвлена. Ни он, ни остальные не видят, что новые люди — это те же мы, только другие, выросшие в иных условиях, не знающие наших страхов и наших проблем. Они свободны от ненависти к Мифу, ибо Миф для них — совсем не то же, чем он был для нас, не какие-то реальные вещи вроде драконов и злых колдунов, отравляющих жизнь человеку, а нечто давно забытое, предания, бабкины сказки. Может быть, к нам эти новые люди жестоки, но это жестокость здорового организма, не желающего больше лекарств. Мы были пилюлей, да, микстурой против вселенского беспорядка – но следует ли нам теперь, по излечении от болезни, отстаивать свое право и дальше влиять на чужую жизнь, на Вселенную, которую мы упорядочивали прежде всего для других, не для себя? Боже — что бы ни говорил Данклиг, я знаю, что ты есть! - Боже, для чего мне мой ум, если из всех ненужностей этого мира он яснее всего видит нашу? И почему, если я так умен, я все еще остаюсь с этими людьми?
Это болезнь, говорит себе Пауле. Я болен Фотурианством. Я один из них, у меня тоже нет ничего, кроме Будущего. Я признаю людей Упорядоченного мира, я понимаю их и желаю им всего наилучшего.
Но, Господи, даже я не могу просто так взять и уйти!
…
Фотурианцы.
Люди Будущего.
Мечтатели.
Дураки.
Фанатики.
Герои.
Один за другим, они проходят через Пауле и обретают: кто - руки, кто - ноги, кто – головы, кто - потроха. Триста восемьдесят три бойца — и вот наступает время выступить в поход, бросить вызов новому, правильному миру и его всемогущим Функциям.
Они останавливаются в Земле Килак, там, где Ондриду открылась правда о судьбе Вселенной, и ждут. Наконец, голос с неба — всеобъемлющий голос, говорящий словно за весь мир, обращается к ним:
- Возвращайтесь домой! - рокочет небо. - Живите, как полагается нормальным людям! У вас для этого теперь есть все, что нужно! Чего вам еще надо?
- Нам нужно наше Будущее! - отвечает за Фотурианцев Данклиг — только его голос может сравниться с голосом посланника Функций. - Мы пришли за нашим Будущим и без него не уйдем!
- Будущего для вас нет, - отвечает небо. - Есть только одно, общее, для всех. Смиритесь, а не то будете наказаны. Никаких больше переделок Бытия, ступайте назад, по домам, сидите смирно и будьте счастливы!
- Так, значит, да? - говорит Данклиг, и глаза его смотрят на всесильное небо с невыразимым презрением. - А не пошло бы ты, небо, к чертовой матери?
Функции реагируют на оскорбление стремительно — пространство словно сгущается, вокруг темнеет, начинается бой — не пойми с кем, и лучшие Фотурианцы гибнут, а жить остаются недостойные — и Данклиг, второй в ордене, к великому своему удивлению оказывается среди них.
Они уходят, вновь искалеченные, вновь разбитые, и заползают в самые темные норы, чтобы там дожидаться окончательного Упорядочивания Вселенной, после которого для них начнется подлинная, не украшенная никаким подвигом жизнь.