Часы внутреннего анексарта открутили уже целые сутки, однако сами исследования заняли весьма небольшую часть этого времени. Гораздо больше уходило на уборку после очередной серии экспериментов и подготовку к следующей. В частности, тут было необходимо каждый раз обеззараживать нижние, семантические ярусы, и делать это настолько старательно, как вообще возможно на современном уровне прогресса.
Какова главная разница в работе с энергией и смыслами? Первая, основа физического мира, при взаимодействиях, как правило, передаётся целиком - если у приёмника её стало на единицу больше, то в источнике, соответственно, настолько же меньше. А кроме того, она стремится рассеиваться по окружающей среде уже просто так, поэтому многие процессы очень зависят от того, как долго длятся. Но в концептуальной инженерии или мистических ритуалах продолжительность не важна - разве что как часть самой идеи. Обычная информация легко копируется и никуда сама по себе не пропадает. Однако именно это иногда вызывает мелкие неудобства или даже приводит к серьёзным неприятностям.
Поэтому, пока одни рабочие таскали оборудование в лабораторию и обратно, другие тщательнейше разрушали остатки всех более или менее сложных облачков адхуры. Извне их практически не проникало, но здесь с лихвой хватало собственных генераторов, от заурядных движений персонала или работы оборудования до последствий вращения реальности. И никому не нужно было, чтобы они случайно сложились в чары.
Тем временем Испытатель и агентесса, усевшись в дальнем уголке, чтобы никому не мешать, ставили обновления для кауформ. Их души, и без того усиленные, дополнительно оптимизировались и укреплялись, на всякий случай. Эти патчи были вершиной альянской омниметики, на создание каждого ушли невероятные усилия сотен специалистов. Особенно трудно было модифицировать молодого человека, у которого всё было приспособлено к улучшенному энценизму. Он и сам это прекрасно ощущал - его телохранительница, бронированная паучиха размером с грузовик, почти закончила свою часть, тогда как молодому человеку осталось ещё больше двух третей. Впрочем, спешить им было некуда.
Идалкур вновь объял внутренним взором кубик Рубикона и попытался угадать, что будет, если завершить сборку, но, как всегда в подобных случаях, его сверхинтуиция молчала… Однако эта густая, звенящая тишина была не пустотой. Скорее уж, подумал он, чем-то вроде полной интерференции волн. Каждый ответ казался равно правильным и в то же время неверным, так что среднее арифметическое было равно нулю.
Чуть проще было с бессознательным телом пришельца. В целом состояние Демашту удалось стабилизировать, хотя воскрешённый труп всё ещё не собирался оживать. Вполне возможно, что он и не сумел бы это сделать без специального омнического архетипа, наподобие того, что был у другого, недавно убиенного гимаха, ведь организмы обоих воинов эволюционировали без кауформ вообще… Хотя, даже если для этих постчеловеческих созданий была смертельна обыкновенная адхура, порождаемая их же собственными клетками, тут наверняка можно было обойтись и без парадигматического отражателя. Знаний, полученных инцидеем, оказалось достаточно для разработки парочки других систем.
Когда он закончил читать особые инструкции к дальнейшим опытам, душевное обновление наконец установилось и, судя по всему, чудесно прижилось, а рабочий персонал, завершив свои обязанности, покинул огромное здание. Встряхнув головой, молодой человек в тяжеленном экзоскелете выбрался из уже давно привычного укрытия между громадными передними лапами Роханзы, расправил плечи и взялся за дело.
Снаружи тоже не сидели сложа руки. У инженеров, учёных, философов и даже обычных граждан был собственный интерес к биологии этого древнего нечеловека. Многие десятки и даже сотни мастеров трудились над воссозданием не просто тела Демашту, но целого народа таких созданий, или даже улучшенных версий его организма. Такое вместилище очень пригодилось бы альянскому разуму для множества самых разных нужд - от выживания в специфических условиях до совершенно новой формы андивионного общения с окружающей средой. Кроме того, уже одно лишь понимание того, как именно оно функционирует, дало бы потрясающие знания о кадимцах, жизни и мироздании вообще.
Главным препятствием здесь оставался турнгир. Постичь его суть во всём великолепии был способен лишь обладатель всецело идентичной оболочки, подобно тому, как без глаз нельзя действительно осознать идею человеческого зрения. Но, чтобы понять центральную идею, было бы достаточно, по той же аналогии, научиться получать сигналы от привычных листьев, которые тоже улавливают свет, и дальше постепенно уточнять детали, покуда не получится хотя бы нечто отчасти похожее. Альянс не просто так изобретал или собирал по всей мультивселенной великое множество самых разных диковинок и учился с их помощью расширять свои общие возможности. Демашту тоже пополнил их ряды.
И, пока «Гиворт» готовили к новым опытам, в других лабораториях с ускоренным временем разобрались, откуда можно начинать. Основная идея турнгира была сравнительно простой. Отчасти он напоминал феромонную систему муравьёв или других эусоциальных насекомых, где определённые запахи направляют ход мысли по строго определённому пути, соединяя множество крошечных мозгов в нечто намного более продвинутое, умеющее строить сложные ульи, обслуживать их и оборонять. Технически, тут было то же самое, только народ гимаха вместо конкретных молекул использовал фактически всё на свете, от погоды на следующей неделе до результатов спортивной игры, и ощущал всё это несоизмеримо тоньше. Иначе говоря, турнгир был не аспектом реальности как таковой, но всего лишь особенностью восприятия именно данного вида существ, а каста гимаха приспособилась использовать подобную систему для эффективного контроля окружающего социума.
Но дальше этого представления дело шло неохотно. Даже без учёта того, что никому пока не удалось бы накинуть образ гимаха и напрямую увидеть, что там к чему, оставался ещё ряд каверзных вопросов. Если тело Демашту было перестроено до самых основ, как понять, что его органы и воспоминания демонстрируют именно тот, настоящий, полноценный турнгир? Сумеет ли он, эволюционировавший в среде без даже здешней адхуры, учесть омнические явления как таковые? Хотя этот могучий воин некоторое время вполне успешно сражался на Земле, тут виднелось слишком много неизвестных, вроде того, не была ли вся его миссия рассчитана только на краткий бой перед неизбежной смертью.
Многие трудности удалось преодолеть, когда наконец заработал генератор кшетры с набором правил, не дающих адхуре существовать даже секунды. Получить разрешение на создание настолько опасной машины, очевидно подпадающей под запрет омниметического оружия, было крайне тяжело, однако после долгого согласования чертежей и программ на свет появилась эта доверху набитая предохранителями громада.
Применить её в качестве оружия было почти невозможно. Внутри узкой камеры где-то в недрах установки размером с небольшой дом, куда вёл только извилистый коридорчик с десятком ворот, можно было выращивать до шести клонов Демашту одновременно, без необходимости заливать их эктоплазмой. Установленные правила не позволяли их телам производить семантические потоки между алфизическим ярусом и индиционом, что также помогло узнать чуть больше о метабиологии самих этих созданий. Например, они и правда обходились без души, но некоторые особенно тонкие процессы всё же доверяли алфизике, формируя очень специфическую ауру. Но это были всего лишь гомункулы без самосознания, с намеренно упрощёнными мозгами, неспособные делать ничего более сложного, чем моргание да нехитрое шевеление пальцами, максимум допустимого на этом этапе. О том, как функционирует истинно живая особь, а тем более народ, это мало что говорило.
Чтобы разобраться с этими и многими другими моментами, одних только здешних исследователей не хватало. Однако же Альянс неспроста носил такое имя! Обитатели некоторых других филиалов тоже заинтересовались возможными перспективами таких открытий, в том числе для собственных задач, так что вскоре к проекту присоединились и дипломаты. Им пришлось тщательно выбирать, кого именно оторвать от иных важных занятий и пригласить на помощь с наибольшей пользой для всех сторон, потому что в таких случаях, как показывала практика, куда лучше справлялась небольшая команда. Впрочем, на нехватку кадров организация с многотриллионным населением не жаловалась никогда.
Стратеги всех миров, тайно посовещавшись, решили отдать конкретное решение в руки самих исследователей, о чём во всеуслышание им и сообщили. Чем именно было обусловлено такое заметное отступление от жёсткой программы развития организации, никто не уточнял, однако всех сейчас занимали гораздо более интересные вопросы. Ведь перестановки специалистов происходили в половине колоний - зачастую для того, чтобы вытянуть определённого сотрудника, на его место следовало отправить кого-нибудь другого, и многие старались воспользоваться таким особым шансом. Хоть никому обычно не ограничивали перемещения, обожаемая работа чаще всего казалась интереснее чужих забот.
Что ж, дипломатия всегда была коньком альянского общества, и оно всего за несколько часов само, без малейших указаний или запретов от высшего начальства, разрулило ситуацию к выгоде каждого мира. Но, конечно же, лучшие достались двадцать четвёртому филиалу, который всё это и затеял, а также, потратив лишь немного ресурсов Формулы пределов развития, устроил маленький праздник для своих ясновидцев.
Самым ценным приобретением оказался философ из двадцать третьего диадрома. Его специальностью было как раз воссоздание исходных систем по их искажённым внешним очертаниям - невероятно ценный навык для сломанной вселенной! И, хотя начальница центральной базы не хотела отпускать такого полезного мастера, она, будучи опытным политиком, прекрасно понимала, что это наверняка отличная инвестиция.
И вот, в главном здании «Ховерхайма» наскоро достроили подходящий зал. Туда пришлось притащить отдельный телепортер, оборудование для его синхронизации с абсолютно чужеродной реальностью, всё необходимое гостю для комфортной жизни, а также бессчётные экраны и другие системы, через которые он мог бы общаться с коллегами прямо из своей гостиницы. Когда всё было готово, трижды откалибровано и перепроверено, а Мирон Интайвол, руководитель этого города, закончил последние, почти формальные переговоры с Айной Риэ, та наконец дала добро на переброску своего подопечного в соседний мир. Похоже, гость был даже рад сменить обстановку на нечто более стабильное.
- Приветствую, онтабе, рад личному знакомству, - чинно кивнул молодой политик, с вежливым интересом глядя на него из другого конца зала.
С некоторой натяжкой Парамаре-Кафсен Асфоробату, знаменитый Множитель Хоаба, напоминал человеческих старика или старушку. Весьма причудливое, но всё же гуманоидное существо неопределённого пола, если у него вообще был таковой, восседало, словно Будда, в центре конструкции наподобие птичьего гнезда из ритмично переплетающихся ветвей с белыми или фиолетовыми цветками. Хотя эта биотехническая структура и не являлась частью тела философа, отделить одно от другого было невозможно. Все его руки, большие и маленькие, были мирно сложены на необъятном животе, а лицо являло само воплощение мудрости, недоступной простым смертным. И, даже сидя в позе лотоса, он почти упирался головой в шестнадцатиметровый потолок. Но самым странным Интайволу казалось то, что это доисторическое создание, плод миллиардов лет эволюции в далёких чуждых мирах, было более понятным, чем кадимский воин, стократно быстрее выкованный из человека.
- Здравствуйте и вы. Уже провели экспликацию? - откликнулся этот исполин. - Впрочем, это несущественно, я всё равно повторю дело лично.
Голос философа, пропущенный через ультранслат, звучал более привычно для земного уха, однако Мирону всё же пришлось потратить пару секунд, чтобы приспособиться к диковинному, звеняще-гулкому звучанию инопланетной речи. Он открыл гостю полный доступ к материалам по гимаху и связанным темам. Сохраняя неподвижность, онтабе Асфоробату незамедлительно вывел их на дисплеи и трёхмерные проекторы.
- Какой интересный образчик вы нашли, - протянул он несомненно задумчивым тоном. - Благодарю вас, свяжитесь со мной через пять часов.
- Это анексарт, онтабе, - осторожно напомнил начальник. - Можете сами выбирать, сколько времени пройдёт снаружи, когда вы тут закончите.
- О, прошу прощения, - тот приоткрыл один глаз, но тотчас же закрыл снова. - Мне давно не приходилось так жить. Тогда подождите снаружи.
Без лишних слов политик покинул зал, предоставив высокоранговому учёному седьмого класса заниматься своими изысканиями. Помочь он здесь не мог при всём желании, с какой стороны ни посмотри, зато его решений ждали многие другие. В частности, на выходе ему сразу же пришли два сообщения, от метабиологов и конкретно мефиристов. У обоих были интересные, хоть и пока ещё только предварительные вести.
Прежде всего, тело Демашту, точнее, его дубликатов, как будто бы удалось откатить к более раннему состоянию, каким оно было на момент прибытия. Деформации его анатомии и генома были ужасающими, однако информация, которую как бы помнил кубик Рубикона, и некоторые уцелевшие фрагменты памяти самого гимаха позволили достроить недостающие элементы. Не все, конечно же, но добрую четверть важных деталей, ещё две должна была подсказать метаэдроника, а последнюю наверняка удалось бы вычислить даже брутфорсом. Значит, дальше можно будет приступать к воссозданию других каст! Все они были связаны единым турнгиром, и без них постичь гимаха едва ли удалось бы.
Другая же новость больше беспокоила, чем давала пищу для ума. Несомненно, этот постчеловек умер от заражения мыслеакулой, следы на его мозге в точности соответствовали повреждениям у других известных жертв. И общая схема вполне укладывалась в основные гипотезы о ходе тех забытых событий. Вначале у Демашту действительно имелся некий изолятор - пока нельзя выяснить, отличающийся ли от страшных зеркальных щитов Эргалима, и если да, то насколько, однако как минимум вполне сравнимо эффективный. В субатомных структурах тел как современного гимаха, так и древних костей остались очень интересные семантические последовательности, из которых после долгих усилий удалось синтезировать устойчивый даэксир. Разумеется, он не имел никакого отношения к настоящему юмейному, но чётко демонстрировал главные его аспекты, вроде очень вольной работы с понятиями отражений, от барьера до копирования, и много чему другому, ещё неясному.
Далее весь этот архетип был неким образом вырван из организма гимаха, а вместо него внедрена сложная кауформа. И не абы какая, а как будто спроектированная специально для него, чтобы уберечь тело постчеловека от немедленной дестабилизации, перехватить все процессы жизнедеятельности, стать для него полноправной душой. Возможно, этот процесс занял некоторое время, и Демашту в тот недолгий период поддерживало нечто иное, подобно облаку эктоплазмы из недавнего альянского эксперимента. Но, так или иначе, ему дали очень наглядно прочувствовать, каково жить с кауформой, после чего инфицировали призрачным паразитом, показав, как проходит утрата этой самой души.
Судя по всему, гимах перестал воспринимать реальность, да и вообще что бы то ни было чувствовать, ещё на середине процесса, или даже раньше. Было ли продолжение его пыток чистым садизмом, или же чем-то совсем иным? На такие вопросы наука и другие методы изучения мира пока ещё не давали ответа. Так что дальнейший ход был снова за молодым инцидеем, и на этот раз ему предстояло зайти ещё дальше.
Идалкур в этой серии опытов не принимал самостоятельных решений, только следовал инструкциям. Сейчас на первом месте были его силы ортактора, а не интуитивного угадывания идей, потому что в данном контексте он уже распознал всё, что только был способен. Для открытия новых деталей уже неизбежно требовалось разбудить Демашту, и не клонов, пусть даже максимально качественных, а изначального гимаха.
Под чутким присмотром Роханзы он проверял один метод за другим, от точечного электрошока и прочих физических методов реанимации до присоединения иксем жизни, пробуждения, здоровья или других подобных концепций, однако ничего не помогало. Иногда тело постчеловека слабо дёргалось и даже издавало бессмысленные звуки, но не более того. Похоже, решил Испытатель, ему мешала эктоплазма, которая, без сомнений, поддерживала организм в хотя бы таком устойчивом состоянии, однако же вместе с тем и удерживала естественно синтезируемую адхуру около всех жизненно важных областей. Воссоздать ту особую кауформу современная наука не могла, так что оставался один способ.
Монументальную камеру адхурной депривации запаковали в карманное измерение, ячейку тысячекратно сжатого пространства, и перевезли внутрь Сундука, благо что тот был достаточно просторным. Для персонала, сидящего внутри, всё это не заняло и секунды - кроме финальной части, когда вход в нутро огромной установки соединили со внутренним анексартом. Пожертвовать одним уровнем изоляции можно было без особенного риска - снаружи оставались ещё четыре, то есть вчетверо больше, чем могло понадобиться. Роханзу и Идалкура очень детально проинструктировали о работе с такой машиной, для удобства внесли мелкие поправки, после чего вновь оставили их наедине с пришельцем.
Демашту вместе с его хрустальным гробом аккуратно погрузили на автоматическую тележку и тем же дисторционным методом перетащили в безадхурную кшетру, смертоносную для всякого одушевлённого существа. Другие роботы, повинуясь командам молодого человека, начали очищать тело гимаха от остаточной эктоплазмы, которая, будучи всецело лишённой смыслового наполнения, не распадалась тут сама собой.
Затем, через полчаса, Испытатель вновь проделал тот же набор реанимационных процедур. Эффект на этот раз получился несомненно более выраженным, однако гуманоид не спешил окончательно возвращаться в мир живых. Во всём его организме оставалось ещё слишком много искажений - совсем микроскопических, однако крайне неприятных. По сравнению с его полностью физическим устройством, самостоятельно решающим эмматические функции при помощи заурядной математики, цикл Кребса и прочие метаболические процессы человека выглядели детскими каракулями. Сломать подобную систему было проще простого, а вот ремонт, да ещё и без единого образца, был той ещё задачкой!
Однако альянская смекалка помогла и здесь. Рядом с Демашту, в отдельной ячейке, Испытатель синтезировал гомункула. Это была далеко не лучшая возможная копия гимаха, но куда более похожая на то, каким тот, видимо, исходно был. Оригинал ради надёжности решили пока не подвергать никаким метаморфозам - лучше было бы вначале смоделировать его до конца, а затем уже чинить. А дубликат служил как бы холстом, который, тотчас же соединив свой турнгир с телом воина, обнаружил целый ряд категорически недопустимых расхождений. И, уже задействуя весь арсенал своих способностей, Испытатель занялся доработкой клона, приводя его в окончательное соответствие с природой.
Кроме того, чтобы сделать эту почти мистическую связь ещё более точной и заодно успокоить пришельца, Идалкур выдал им обоим реплики кубика Рубикона, неаномальные трёхмерные игрушки. Ведь народ гимаха пользовался приблизительно такими артефактами, а не волшебной сверхтехнологией. Понять, как именно выглядели те машинки, тоже было очень важно. Демашту ещё не проснулся, но это ему явно помогло.
Третья часть этих комплексных трудов, меж тем, шла почти независимо от исследований гимаха и кубика. Таинственный конструкт, неведомо как устроенный, на что способный и как именно связанный с теми аномалиями, содержался в другой лаборатории того же «Ховерхайма» уже целых две недели внешнего времени, однако о нём до сих пор никто толком ничего не узнал. Ясно было только то, что это некая неимоверно сложная алфизическая структура, соединённая с ядром в центре инопланетной головоломки, передающая ему информацию об окружающей среде, хаотично реагирующая на неё, иногда даже движущаяся самопроизвольно, и, может быть, пытающаяся упорядочить своё поведение.
А ещё имелись весьма недвусмысленные намёки на то, что постичь природу этой и без того практически непредсказуемой штуковины, сама форма которой ломала законы логики, мешала какая-то дополнительная сила - своеобразный барьер восприятия. Он исподволь переписывал файлы и заставлял даже матёрых учёных верить в недоказанные гипотезы, словно навязываемые извне, а также не замечать ряд очевидных фактов. От чего именно эта сущность уводила ход мысли, или что представляла собой вообще, оставалось, конечно же, загадкой. Но то, что абсолютная случайность позволила заметить хотя бы сам факт наличия стены, уже дарило определённую надежду однажды получить ответы.
И по мере того, как совершенствовался контрмем, с конструктом начинали проводить всё более эффективные эксперименты. Необычайно тут пригодилась и информация, полученная в других ветвях единого исследовательского проекта. Поэтому, наполнив камеру содержания новыми могучими инструментами и молясь, чтобы эта аномалия никуда не сбежала, команда специалистов вновь вернулась к своей нелёгкой работе.
Сейчас здесь находились трое учёных третьего же класса. Уже неплохо подкованные в разных науках, но всё ещё, по сути, неоперившиеся лаборанты, которым доверили изучать данный объект под присмотром опытных наставников, были закованы в такие же, как у Испытателя, до предела усиленные экзоскелеты. Казалось, ещё немного, и доспехи превратятся в маленькие домики, непригодные для труда, но дизайнеры знали, когда остановиться. Да и конструкт, при всей его чудесатости, воздействовал на мир только алфизически, а защита против такого была придумана давно. Проблемой могло стать разве только повреждение его самого, но и это постарались учесть в планировании экспериментов.
Рядом с самой аномалией стоял Медан Маро Сондакил, высокий тощий иоттар. Его многочисленные аугментации позволяли особенно чётко различать тончайшие эволюции конструкта и, соответственно, вовремя оповещать коллег, так что он был назначен лидером этого маленького отряда. Кроме того, он лучше других справлялся с приборами экзоскелета, созданными именно для того, чтобы лично рассматривать объект.
- У меня непонятки, - нарушил молчание Гарс Даген, огромный четверорукий ковианин, его ещё доальянский школьный товарищ. - Вот, глянь.
В углу экрана шлема зазмеились, свиваясь в разноцветные клубки, цепочки уравнений. Не нужно было быть экспертом в онтоматике, чтобы понять, насколько они неполные, а местами даже взаимоисключающие. Медан тихо вздохнул, но и только. Гарс и более крутые вычислители сделали всё возможное, чтобы расшифровать общую формульную систему конструкта, но пробиться через барьер непонимания не удалось.
- Ладно, оставим на потом, а пока пройдись ещё раз по ауре, - рассудил лидер, выслушав руководителей исследования. - Хиу, а что у тебя?
- Точно есть какие-то ноды, но тоже слишком беспорядочные, - тихо откликнулась Хиуральди, рукотворный разум из одиннадцатого диадрома.
- Ну, уже достижение, молодец. Сможешь точнее определить границы? - иоттар поёжился, вспомнив, что это означает для регихалковых стен.
- Не знаю… Похоже, что конструкт создаёт себе собственный грид и объединяет его с нашим. А ноды - только побочный эффект его действия.
Медан кивнул и на крошечный шажок отступил от объекта, подозрительно оглядывая его, словно увидел впервые. Хаотичное нагромождение световых шаров, висящих в воздухе и кое-где окружённых решётками слизи непонятного цвета, которая струйками стекала вниз, образуя на полу причудливые лужи, сейчас растянулось или даже, скорее, разрослось настолько, что занимало почти треть анексарта. Излучение сфер исчезало сразу же, как только чего-нибудь касалось, телепортируясь внутрь далёкого кубика Рубикона вопреки всем разделителям времени или каким бы то ни было другим видам изоляторов. Тем не менее, его было легко распознать даже невооружённым глазом и увидеть, как же странно, будто по личным представлениям об оптике, оно отбрасывает блики на слизь. Вполне вероятно, что именно так оно и было - а новая информация подсказала, как именно это происходит, заодно очень неплохо объясняя многие другие диковинные особенности этой аномалии.
Если конструкт действительно сидел в своём собственном куске континуума, которым управлял единолично, а может, даже синхронизировал его со своей переменчивой натурой, и проделывал это на каждом ярусе синреальности, он должен был бы выглядеть как раз так, всецело по собственному усмотрению. Рассмотреть детали, даже в упор, мешали какие-то из его свойств, но логически всё сходилось, и при некотором допущении можно было даже представить, как нить его персонального микрокосмоса тянется внутрь механической головоломки, обходя все преграды. Не получается ли тогда, что у него и время течёт независимо от остальной мультивселенной? Эксперты пришли к тому же мнению.
- Рискнём прицепиться к его лежанке? - верзила придирчиво осмотрел ряды дисплеев с формулами, которые медленно заращивали пробелы.
- Наверное, пока нет, - отозвался лидер лаборантского отряда. - Наверху считают, что лучше идти по плану, а риски оставить на самый конец.
- Я согласна. Гарс, переключи на меня сразу шестой круг, пожалуйста, - попросила живая программа. - Так я смогу быстрее составить схему.
Даген пожал верхними плечами, параллельно разбирая голографический чертёж онтоматики объекта нижними руками. Все эти современные компьютеры и посткомпьютеры вполне качественно разбирались с причудливыми наборами данных, от которых более примитивные машины приходили в уныние, порой даже буквально. Хотя даже им было не обойтись без прямого подключения к настоящему мыслящему сознанию.
Дальше по списку конструкту должны были показать клона Демашту, однако учёные не могли решить, как лучше защитить его от контакта с омническим миром. Эктоплазма не внушала доверия - объект мог счесть демонстрацию бессознательного гимаха актом агрессии. А камеру гашения адхуры увезли по другому адресу, и сборка второй, не говоря уже о доставке в это тесноватое помещение, заняла бы много часов.
- Эм, тут внезапная активность! - оператор не сразу понял, что именно он видит, несмотря на то, что половина рассчётов шла в его же голове.
- Назад всем! - рявкнул иоттар, первым кидаясь за ближайший щит, не позволяющий конструкту подсматривать за процессом исследования.
- Резкая деформация континуумных сетей, - одним кратким звуком выпалила Хиуральди, вылетая из доспеха сразу на защищённые сервера.
Собравшиеся снаружи учёные, инженеры, визионисты и остальные мастера тоже могли лишь беспомощно смотреть, как область атипичной реальности, занятая конструктом, стремительно комкается, словно выгорает изнутри, и коллапсирует, подобно сверхновой. Сияющие сферы начали пульсировать - вначале вразнобой, затем всё более синхронно. А через тысячные доли секунды они с оглушительным треском, если такому звуку вообще можно найти сравнение, взорвались, на миг ослепив датчики. Те, что первыми вернулись в строй, успели заметить, как на полу и стенах дико корчится, распадаясь без малейшего остатка, прежде неразрушимая масса. Несомненно, конструкт самоуничтожился.
На счастье, хотя бы персонал не сильно пострадал. Сондакилу повредило правую руку, сплавив её с перчаткой экзоскелета в бесформенную кучу геометрических фигур, но такие травмы никого не пугали. Даген и Хиуральди отделались испугом, хотя их броне досталось существенно сильнее. Аварийная система не заметила в камере никаких остаточных аномалий, и на помощь лаборантам немедля устремились охранники.
Когда это случилось, Испытатель сразу почувствовал неладное и оторвался от созерцания уже почти завершённого клона гимаха. Он успел обернуться к постаменту в центре зала как раз вовремя, чтобы застать начало процесса. Роханза заметила сильные и необъяснимые сдвиги реальности вокруг закреплённой там головоломки, поэтому среагировала даже немножечко быстрее. Над её головой резко вспыхнули целые созвездия огненных восклицательных знаков, и она прыгнула вперёд, заслоняя Идалкура своим непробиваемым корпусом - так быстро, что звуковая волна разметала по сторонам незакреплённые инструменты. На полную мощность заработали дезингенионные защитные средства.
Надёжно зажатый между до предела усиленными регихалковыми клешнями, сжатый в почти самую компактную форму из возможных, кубик абсолютно не мог вращаться… Однако он всё ещё оставался активным, что снимало ряд досадных ограничений. В частности, повороты его граней становились предсказуемыми - и он был всего в одном шаге от финальной комбинации. Конечно, его оболочка продолжала довольно эффективно отводить все приложенные усилия, запитывая собственные системы для изменения окружающего мира, а также вероятностную сеть, которая не позволяла внутреннему ядру чрезмерно самовольничать, а тем более перехватить контроль над механизмами головоломки.
Но за тысячи лет, предоставленное самому себе, оно выучилось паре фокусов. Величайшим его достижением стал конструкт, рука и глаз в одном лице. Выбраться на континуумные просторы вселенной он не мог, однако отыскал единственную оставшуюся дорогу - за физические границы диадрома. С тех пор этот нарост шарил вокруг, превозмогая постоянные помехи, пока не сумел прицепиться к альянскому кораблю.
Нелегко было пожертвовать частью собственного тела, особенно когда лишь она поддерживала связь с чем бы то ни было другим. И всё же ядро не представляло других вариантов освобождения. Непохоже, чтобы местные существа действительно спешили выяснить, что спрятано внутри инопланетного артефакта, или хотя бы вытащить содержимое по неосторожности. Ничего не поделать, пришлось действовать самому!
Серия интуитивных вспышек перед внутренним взором молодого человека подсказала, что в кубике действительно пряталось живое и даже разумное существо. Испытатель постарался сразу скидывать все свои мысли на внешние сервера, чтобы не остаться единственным, кто это вообще знает. События шли с невероятной скоростью, но каждое мгновение для него и агентессы растягивалось, как в замедленной съёмке.
Принцип неопределённости Гейзенберга можно сформулировать многими разными способами. Например, чем сильнее удерживать частицу в определённых координатах, тем энергичнее она будет оттуда убегать. Нечто подобное произошло и здесь. Когда конструкт исчез, вся масса трансцендентной сущности оказалась снова заточена в недрах головоломки, внутри чрезвычайно тесного объёма. Но за минувшие века она изменилась достаточно, чтобы стать чуть шире… В иных обстоятельствах ядро просто застряло бы совсем, даже хуже, чем прежде, однако активированный механизм предоставлял больше свободы. Поэтому оставалось только улучить момент, собраться с силами и поднатужиться.
Неумолимое движение разорвало держатель, словно тот был сделан из бумаги, и на миг артефакт завис над пьедесталом, лишь вибрируя от распиравшей мощи. Затем с тихим щелчком последняя грань встала на место, придавая головоломке форму идеального тессеракта. Детали кубика Рубикона со звоном раскатились по полу, являя то, что таилось внутри. Через мгновение Идалкур и Роханза перестали существовать.
Невероятной силы волна прокатилась по анексарту, обращая в ничто всё, чего касалась. Уникальные приборы и инструменты, сделанные из самых прочных материалов, усиленные программами в исходном коде реальности или даже настоящей магией, испарились. Демашту и его двойник снова обрели покой. Во всей лаборатории не осталось даже самого микроскопического и абстрактного кусочка человеческого бытия.
А волна продолжала всё быстрее распространяться, сжирая один уровень изоляции комплекса за другим. Будь то ураганы эктоплазменных облаков, настолько плотных, что через них не мог пробиться даже свет, или буквальное рассечение самой ткани мироздания, ничто не могло хотя бы замедлить её неудержимый рост. На то, чтобы стереть в ноль центральное здание научного городка, у неё ушли считанные секунды.
Оборонная система «Гиворта» включала не только барьеры и пушки, которые тщетно старались удержать раскрывающийся кошмар. Важной её частью являлись и личные телепорты, свой у каждого жителя. Первый режим автоматически отправлял их за огромную стену, чтобы можно было собраться и перегруппироваться в самой безопасной зоне для принятия ответных мер. Второй закидывал уже в другой город, подальше от чего-то подобного тому, что здесь происходило. Третий перебрасывал в индивидуальные карантины на разных базах. Впрочем, сотрудники всё же успели увернуться, поэтому ограничились стандартной эвакуацией. Даже охрана в последний миг спасалась от неумолимого каскада.