Сжавшись в углу, насколько позволяла конструкция её громадного металлического панциря, Роханза сканировала содержимое уже десятков ящиков, которые несколько рабочих аккуратно перетаскивали снаружи. Все они были облачены в усиленные экзоскелеты, почти такие же, как у её подопечного, но старались не задерживаться дольше необходимого, и трудились абсолютно молча. Идеальные исполнители доверенной им работы, уж в таких тонкостях опытная телохранительница прекрасно разбиралась. Сам же Идалкур тем временем, примостившись между лап киберпаучихи, штудировал новые распоряжения, одну страницу за другой, иногда с сомнением качая головой и поглядывая в центр зала.
Там, укреплённый на специальном пьедестале, в сотнях видимых и невидимых спектров сиял чужеродными узорами небольшой, обманчиво безвредный на вид предмет. Хотя кубик Рубикона имел лишь внешнее сходство с земными головоломками, об его четырёхмерные блоки, за которыми скрывалось нечто совсем уж невероятное, и впрямь сломалось уже немало умов. Сейчас организация вроде бы увидела удобное место на этом удивительно неподатливом граните науки, куда можно было бы попробовать вонзить клыки. И молодой Испытатель постепенно готовился к таким трудам, а агентесса, тоже получившая копию тех же инструкций, думала, как, в случае чего, помочь ему не обломать зубы.
Для этого ей, впрочем, требовалось оценивать вообще всю обстановку, каждый, даже самый незначительный аспект. К примеру, эти работяги могли воспользоваться дронами, но вместо этого предпочли носить машины и материалы при помощи собственных живых тел. И, хотя через массивные шлемы Роханза едва могла разглядеть их лица или мысли, она всё-таки сумела прочитать некоторое сдержанное беспокойство в уже самих сосредоточенных движениях человеческих существ. Они все знали, на что в умелых руках способен инопланетный кубик, но его истинные возможности пока не разгадал даже сам Идалкур, и пространство для гипотетической проблемы до сих пор было слишком велико.
То, что кубик, оставленный без присмотра, не сможет сам нацеливаться на окружающий мир и вращаться, искажая всё вокруг, было вполне надёжно доказано, если только интуитивное озарение дозволено считать аргументом. Однако оставался риск того, что если собрать из него идеальный тессеракт, единственную прежде недостижимую фигуру, контроль над ситуацией будет потерян. К примеру, развалится, выпустив ядро наружу, и уже оно начнёт чудить. Ладно ещё, если просто взорвётся и уничтожит артефакт - к такому повороту стальная паучиха была более чем готова. Гораздо сильнее её занимали другие варианты, уже высказанные исследователями, которые сидели далеко за границами здешнего научного городка. И достаточно простые, чтобы сама телохранительница, профессиональный параноик с немалым стажем, уже по сотому разу приходила к тем же предположениям. Испытателя тоже не минула чаша сия, хотя он старался не принимать их близко к сердцу.
Сейчас подавляющее большинство голосов было за то, чтобы оставить куб несобранным и, следовательно, почти наверняка закрытым, как минимум до выяснения новых подробностей его природы. На данный момент такое решение казалось наиболее разумным, да и чрезмерно смелые вращения недособранной головоломки решили немного отложить, однако в перспективе оставались другие малоприятные сценарии.
Внутри артефакта мог скрываться соратник или враг гимахов, которого они низвели до просто боевого инструмента. И если другой, не менее аномальный объект, известный просто как конструкт, действительно был чем-то вроде его органов чувств, он мог бы в целом понимать, что с ним делают альянсовцы. Что, если ошибкой будет как раз отказ от его немедленного высвобождения? Устроит ли он отмщение за то, что его могли уже давно выпустить из плена, однако прельстились дающими невероятное могущество возможностями самой тюрьмы? А даже если не будет желать зла, вдруг само его присутствие окажется угрозой? Роханза ненавидела работать в такой неопределённости, однако именно благодаря навыкам решения непредсказуемых проблем, дополненным громадным вживлённым арсеналом, ей и доверили беречь молодого человека. Того, в чьих руках скоро опять окажется судьба Альянса, хотя агентесса не могла понять, откуда у неё взялось это предчувствие.
Кроме того, ещё был риск, что ядро способно просто разломать кубик изнутри, особенно если блоки лишь за счёт его сил держались вместе.
И что этот артефакт уникален только для здешней реальности, но в Кадиме, откуда его принесли, такие штуки чуть ли не растут на деревьях.
Роханза слегка поёжилась, отгоняя бесполезные мрачные мысли и почти целиком отключаясь от местной телепатической сети. Идалкур тоже чуть вздрогнул от этого движения, обернулся и понимающе кивнул напарнице. Пусть она и была готова броситься на выручку быстрее, чем ортактор успел бы даже заподозрить опасность, Испытатель всё равно оставался тем, кто лично контактирует с явно смертоносной вещицей.
- Да уж, напредлагали от души, - он усмехнулся, придавая себе более уверенный образ. - Даже то, что утвердили, займёт с десяток заходов!
В ответ спроецировав перед собой полдюжины картинок, выражающих её скептическое мнение на этот счёт, молчаливая охранница окинула взглядом множества разнокалиберных линз и антенн горы ящиков. Значительную их часть уже распаковали, и смонтировали содержимое по всему периметру испытательной камеры. Многие устройства паучиха видела впервые, но Идалкур за счёт своей сверхинтуиции уже начинал догадываться, что это такое и для чего конкретно нужно. Тщательно сверяя его ощущения, переданные через оставшийся канал ментальной связи, с официальной инструкцией к аппаратуре, дабы проверить их точность, Роханза поняла, что в основном это были улучшенные датчики.
- Когда тебе не надо проверять собственные идеи на практике, легко забыть, насколько тонка грань между простым и почти невыполнимым…
Испытатель показал ей последние присланные снаружи правки к списку ближайших экспериментов. Там были перечислены и многие другие предложения, отвергнутые на том или ином уровне, порой поистине безумные. Хотя их авторов всё же можно было понять - кубик и конструкт оставались абсолютной загадкой с первых дней освоения этого мира. Временами нервы начинали сдавать даже у закалённых альянсовцев.
- А голем, говорят, пока что отказался давать комментарии, - вздохнул молодой человек. - Ладно, разберёмся как-нибудь и без его подсказок!
Он решительно встал и хлопнул в ладоши. Инженеры как раз закончили калибровать последний затейливый прибор и молча направились к выходу. Идалкур помахал им рукой, Роханза высветила такое же изображение, рабочие тоже ответили на жест, и дверь закрылась. Выждав пару секунд, пока ортактор подойдёт к постаменту и соберётся с мыслями, охватывающими почти весь мир, охранница заняла место рядом.
Первым делом он выбрал целью специальную мишень, на которую были нацелены почти все новые приборы, и начал вращать по различным диковинным осям. Другие внимательно рассматривали сам кубик, а кроме того, молодой человек направил и собственный энценизм на этот артефакт, уже почти привычно напрягая интуицию. Прежде, чем переходить к действительно серьёзным экспериментам, следовало получше узнать, как именно такая головоломка меняет реальность, сколько каких ресурсов тратит, далеко ли вообще протягиваются её возможности.
С этой улучшенной аппаратурой, и уже намного увереннее пользуясь собственными новообретёнными умениями, Идалкур довольно быстро выяснил одну несомненно ценную, но также столь же беспокоящую подробность. На самом деле кубик Рубикона не задействовал обычные структуры и направления континуума, или даже воображаемые системы с нижних ярусов бытия. Вместо этого он действовал через базовую онтоматику - подцеплял и жёстко перекраивал целые участки системы ун. Взламывал мир на аппаратном уровне, не пытаясь приспособиться ко всяческим поверхностным вариантам отображения его внутренних процессов, а почти что выдёргивая и перекладывая сами транзисторы минимальных частиц, вращая куски дорожек на материнской плате вселенной, насколько здесь вообще подходила компьютерная метафора.
Чтобы выбирать нужные фрагменты унной сети, которая с точки зрения самого объекта выглядела практически однородной, везде одинаково бессмысленной, ему и требовался оператор - тот, кто созерцает мироздание изнутри. После этого, переводя его абстрактное представление о некоем способе вращения, кубик моделировал более или менее похожую ось в имперометрике, высшем аксиматическом пространстве, про которое альянсовцы, будь то учёные, маги, философы или ещё более диковинные специалисты, пока ещё знали слишком мало. А когда эта надстройка, подобная уравнению невероятной сложности, прорастала сквозь истинные исходные структуры бытия, кубик создавал вокруг них другую и использовал как мотор, стремительно, но плавно переворачивающий орнамент ун для достижения задуманного оператором исхода.
При этом артефакт, не видящий принципиальной разницы между точками местной истории, воспринимающий время скорее как именно набор отдельных кадров кинофильма, действительно мог легко нарушать причинно-следственные связи. Кроме того, ему абсолютно не требовался метаптоз - ведь тот был характеристикой ярусной системы, а артефакт работал вне её. Хотя это же не позволяло ему полноценно менять саму настоящесть элементов мира - для этого требовалось слишком аккуратно взаимосвязывать цель с окружающими её вещами, тогда как кубик умел влиять лишь на что-то одно за раз, вращая единым куском. Разумеется, при должном усилии Испытатель сумел бы приспособить его и к подобной задаче, однако это было бы забиванием гвоздей микроскопом, он явно создавался для другого. И древний гимах так не поступал.
Что ж, картографировать оси, по которым головоломка двигала предметы и явления, оказалось невозможно, сама эта концепция тут не имела никакого смысла. Разве можно создать карту бесконечности, в которой ненадолго появляются и сразу исчезают совершенно произвольные в своём разнообразии структуры, которые не казались даже условными ориентирами? Оставалось лишь надеяться, что в некотором будущем принципиально новая наука сумеет как-нибудь упорядочить подобные идеи, сама суть которых пребывала в непрекращающейся круговерти.
Роханза, безмолвно и настороженно следящая за течением мыслей Идалкура, тоже наконец поняла, на что же всё это время смотрела своим всеохватным восприятием. И происходящее в якобы меганадёжном анексарте стало нравиться ей ещё меньше. Однако виду она не подала.
На этом волнительном моменте они, впрочем, благоразумно решили сделать перерыв. У них набралось достаточно знаний, чтобы мастера из самого «Гиворта» и других, более промышленно развитых городов попытались добавить к этому комплексу новые слои защиты. Конечно, на полную изоляцию рассчитывать едва ли приходилось… Но дополнительные онтоматические формулы, встроенные в стены лаборатории, всё равно заметно улучшили бы безопасность исследований и тем паче испытаний. Для работающих тут, внутри, всё это не заняло бы и секунды.
Однако коллеги из внешнего мира даже превзошли их ожидания. В этот филиал, где Формула пределов развития была свободной как нигде больше, с самого начала колонизации устремилось множество самых разных специалистов, поэтому начальство без особого труда собрало наиболее подходящую команду. Десятки лучших кемнологов, информатиков, аксиматиков и чародеев, объединив усилия вокруг ключевых материалов, нашли неожиданно надёжный способ ограничить влияние кубика на планету, вне зависимости от того, насколько тот был крут.
Решение оказалось сколь изящным по задумке, столь и замысловатым в реализации. Хотя современная наука, в широком её смысле, пока ещё не могла действительно всецело осознать, как именно и на что конкретно влияет артефакт, сами записи его воздействия были достаточно детальными, чтобы их удалось применить. О том, чтобы скопировать сам кубик, или просто воспроизвести его эффекты в каком-нибудь ином устройстве, сейчас не шло и речи, такие технологии опережали возможности Альянса на, возможно, целые века… Но все они сводились, так или иначе, к набору частично повторяющихся вычислений. Поэтому инженеры и техномаги как бы инвертировали исходную систему, получив другие формулы, которые при взаимодействии с оригиналом приравнивали конечный ответ к нулю. На всё остальное они не реагировали, так что с их помощью, правильно встроив во вращаемую древней головоломкой структуру реальности, можно было создать прекрасный барьер.
А что самое приятное, они исправно действовали и были безопасными, даже если авторы не понимали хотя бы базового принципа их работы.
Насчёт сроков Идалкур и Роханза тоже очень сильно просчитались. Да, всё время разработки для них пролетело незаметно, однако затем настала пора встраивать эти уравнения в оболочку каждого из вложенных анексартов, одного за другим. И здесь уже их пришлось вначале синхронизировать с общей скоростью вселенной, а потом медленно, предельно аккуратно наполнять тем, что в некотором роде напоминало мириады тесно переплетающихся кемнитов, громадным многоступенчатым рифом из однотипных квазиживых уравнений, поверх которых вдобавок разрасталась настоящая экосистема из других подобных, но более сложных систем. Методика была не абсолютно новой, но при таких масштабах и максимально допустимых погрешностях занимала самое меньшее час для каждого уровня защиты. До тех пор, пока её наконец не возвели, агентессе и Испытателю оставалось только терпеливо ждать, чередуя перепроверки всего подряд с тихой медитацией.
Но вот все снова разошлись, оставив их наедине с кубиком Рубикона и позволив приступить к следующей партии экспериментов. В список уже внесли нужные правки, сократив его почти на треть, хотя и дописали ряд новых. В основном последние касались проверки изоляции, и с этим ортактор справился всего за пять минут. Он изо всех сил, подключая каждую частичку своей энической интуиции, старался повлиять на мир снаружи, но стены легко гасили каждую попытку. Если объект и мог это преодолеть, то тем, на что у Идалкура не хватало воображения.
И уж на нехватку фантазии он, столько лет проводящий время между опытами с самыми удивительными аномалиями за поглощением столь же разнообразных художественных произведений, научных или оккультных трактатов, нечеловеческих форм искусства, точно не жаловался.
В зале царила почти идеальная тишина. Грани кубика двигались совершенно бесшумно. Самим альянсовцам пока было нечего обсуждать, а всё, что необходимо, они и так понимали без слов. И ещё не произошло ничего, что заставило бы их прокомментировать это вслух. Поэтому чуть ли не единственными звуками тут оставались лишь неуловимый шелест, когда отдельные блоки головоломки неожиданно появлялись из недр четырёхмерного пространства, расталкивая воздух, или слишком резко уходили обратно, оставляя за собой крошечные зоны вакуума.
Испытатель так и не понял, как выключить этот артефакт, и есть ли у него вообще подобная функция. Какими бы продвинутыми ни были силы молодого человека, им всё же был чёткий предел. Он мог направлять интуицию через ортакт, извлекая из ткани вселенной знания, которые оставались недостижимыми для таких энических манипуляций поодиночке - но только в отношении вещей, с которыми взаимодействовал напрямую. Заметить полезные закономерности в устройстве кубика - всегда пожалуйста. Догадаться, откуда он пришёл - увы, без шансов!
Попытки направить эффекты артефакта на него самого, чтобы тот перестал хаотически портить сигналы, идущие к ядру и наружу, или хотя бы отчасти ослабить искажения, также не увенчались успехом. И там, как подсказала Роханза, дело было не только в том, что уравнения сразу теряли смысл, блокируя сами себя. Расширенное восприятие агентессы, которая видела мир на уровне существования, без определённых интерпретаций вещей, помогло ей распознать некие посторонние импульсы, окружающие кубик в такие моменты. Но, к сожалению, паучихе было слишком тяжело сосредоточить внимание на этих эфемерных вибрациях и сдвигах, а более, казалось бы, чувствительная аппаратура камеры не фиксировала ничего подобного совсем. Впрочем, это не выглядело особенно значимым, просто очередная странность и без того причудливой головоломки. Отправив полные записи о каждом открытии и всех своих идеях наружу, они сделали ещё одну недлинную паузу.
Впереди ждал последний, гораздо более деликатный и масштабный опыт, каждый этап которого даже пришлось оформить как отдельный тест.
Настало время проверить содержимое оставшихся ящиков. Все они были пронумерованы, чтобы Испытатель не ошибся с порядком нужных действий, однако эта система годилась и для нелинейного исследования. В случае неожиданного успеха, когда продолжать работать над той же партией груза стало бы уже незачем, явно бесцельной тратой времени и сил, Идалкур мог немедленно перейти к следующей. Хотя первые следовало провести в предельно точном соответствии с регламентом, а иначе все дальнейшие могли бы обернуться целым ворохом проблем.
Здесь уже пришлось работать с биологическими материалами, но поверх перчаток доспеха ортактора всё ещё красовалась живая имитация тканей Демашту, и поэтому был немалый риск загрязнить образцы. Так что все подобные манипуляции он доверил Роханзе, у которой, кроме основных массивных лап, имелись и манипуляторы потоньше, включая основанные на чистом телекинезе. Она предпочла задействовать тут генератор сенсорного поля - просто усилила и точнее сфокусировала потоки атипичных электронов, которыми пользовалась всё время, но по большей части лишь как органами чувств. Роботизированная паучиха уже давно научилась обращаться с подобным механизмом, и ей было незачем ограничивать движения силовых волн делением на всякие конечности. Им с ортактором было значительно удобнее, чтобы каждая из мишеней поднималась в воздух как бы сама собой, без локализованных опор или движителей, на которые можно случайно навести артефакт.
Вначале молодой человек направил кубик Рубикона на небольшие кучки пепла, аккуратно разложенные по своим коробочкам. Алгоритм был максимально прост - снять крышку, нацелить внимание, повернуть цель по умозрительной темпорально-семантической оси, чтобы вернуть её в минувшее физическое состояние. Иначе говоря, как бы отмотать время останков некогда живого организма, чтобы воскресить его, если это в принципе возможно, или же доказать обратное. Доступа к информации о том, как они выглядели изначально, конечно же, ему никто не дал.
- Вот это уже будет действительно интересно, без сомнений, - молодой человек поудобнее ухватил головоломку. - И сколько возможностей…
Восемь первых попыток было решено сохранить для музея абстрактных искусств. Идалкуру хотелось бы добавить туда и три следующие, но их он извратил настолько, что они попросту распались почти без следа. Оказалось, что нащупать подходящее направление круговерти было действительно непростым вызовом. Испытатель не мог достаточно ясно увидеть, каким именно растением был тот или иной уголёк, даже при помощи своей чудесной интуиции, и подозревал, что тут справится лишь управление мировым сюжетом, само существование которого пока оставалось под вопросом. Однако же, если нарратософия была настоящей наукой, а не заблуждением в духе френологии, древний артефакт наверняка сумел бы дотянуться и до подобного. Опять же, нашлись ведь у астрологии и нумерологии полноценно научные аналоги, хотя бы даже совершенно иные по своей натуре? А тут не требовалось даже понимать, с какими структурами реальности взаимодействует этот кубик.
Поэтому, начиная с двенадцатой, ортактор наконец разобрался, как достичь требуемого итога. А вскоре перед ним, заботливо удерживаемые незримыми силами Роханзы, висели уже целые гербарии разнообразных листочков, лепестков, веточек и даже целых саженцев. И с каждым разом они получались всё более качественными, разросшимися, биологически живыми, даже с кусочками кауформ. Настолько примитивные по своему устройству организмы вполне могли бы выживать и без полноценных душ, однако последние требовалось восстановить всё равно.
- Кстати, я оценил! Благодарю, что здесь столько эстетически приятных растений. Кто бы это ни придумал, честь ему и хвала, лично от меня!
Возвращаясь к прежним попыткам, Идалкур уверенно совершенствовал свой навык, и уже менее, чем через час научился перематывать эти останки к полностью завершённому виду. И не важно, оставался ли от образца лишь кусочек испепелённого корня или фрагмент коры - даже из них удавалось получить абсолютно целостное деревце. Совершенно неотличимое от того, которое естественным образом выросло в диком лесу или на подоконнике. А ещё через полтора часа ортактор мог даже вернуть его к состоянию дремлющего семечка, шишки, предыдущего растения, которое его породило, или отмотать эволюцию к началу бытия. Правда, в тестовую камеру такие экземпляры уже не умещались, и даже расширители пространства не облегчали ситуацию, здесь пользоваться ими было слишком неудобно. К тому же незачем, главную идею молодой человек определил уже достаточно чётко. Волшебная головоломка действительно могла вращать объекты вдоль всей их биографии.
Некоторые цветы Испытатель восстанавливал даже вместе с изначальными горшками. При этом, как ему сообщили позже, оригиналы или их останки никуда при этом не исчезали. А значит, кубик сотворял точные, как минимум до субатомного уровня, копии целевых вещей из ничего.
Роханза спроецировала в воздухе ряд пиктограмм, присоединяясь к рассуждениям следящих за всеми этими опытами учёных, не слишком ли этот объект выходит всемогущим? Идалкур ощущал его недостаточно хорошо, чтобы дать развёрнутый ответ, но уверенный комментарий у него нашёлся. Не знающие равных энические силы, грамотно направленные вдоль блоков артефакта, уже обрисовали контуры его умений.
- Я слышал, у физиков «Афины» была популярна такая шутка. Несомненно, электромагнетизм является очень сильным взаимодействием, а гравитация, напротив, крайне слабым. А единство электромагнитного и слабого взаимодействий наука уже точно доказала. Вот вам и теория всего! И здесь приблизительно такая же история. Мы можем применять объект для таких задач, но сам Демашту этого определённо не умел.
Чему же гимах был обучен, ортактор затруднялся сказать наверняка. В связанной с кубиком семантической системе не было никаких следов перемотки вещей сквозь биографию, их бы уже наверняка удалось заметить по аналогии с сигнатурами такой необычной махинации. Судя по тем, которые Испытатель всё же распознал, нечеловеческий воин уделял внимание только настоящему и ближайшему будущему, оборачивая мир вокруг себя, однако за всем этим стояла очень особенная логика, незнакомая Идалкуру или даже мастерам, что отслеживали его работу.
Поэтому он перешёл к следующей партии образцов, дабы отточить это искусство воскрешения на большем спектре разнородных организмов.
Это была уже не просто зола. Одни кучки углеродистого порошка состояли из смеси разных пеплов. Иногда в них попадались даже обрывки посторонних засушенных листьев или живые червячки - но Испытатель научился интуитивно выделять нужные элементы поодиночке. Другие материалы были вообще запрятаны внутрь ненужных, и требовалось восстановить только этот кусочек, не трогая остальное. Третьи вещества вообще никогда не были живыми, и лишь имитировали их состав, но сами были созданы на синтезаторах материи или добыты из природных источников, чаще всего горных пород. Это было нужно, чтобы проверить, оживит ли Идалкур их по инерции, придав облик знакомых форм, но молодой ортактор прошёл коварную проверку. Труднее оказалось работать с цветками, которые были разложены сразу по нескольким разным ящичкам, и их нужно было воскресить как одно целостное существо. А порой и как серию отдельных, но составляя каждое из набора частей.
Особенно же сложным заданием было оживление жучков, ящериц, муравьёв и прочих маленьких зверушек. Большинство из них было лишь кадаврами, абсолютно синтетическими гомункулами с предельно простенькой душой. А когда ортактор разобрался с ними, ему предоставили уже настоящие трупики домашних питомцев, или животных, собранных в окружающих лесах и горах. И вот тут уже кубик спасовал, напрочь отказываясь возвращать им кауформы, если те были сложнее, чем у травы. Что бы ни делал Испытатель, артефакт отказывался подчиняться.
- Да это издевательство!.. Нет, я серьёзно, объект технически должен так же влиять на Омниму, но в нём как будто что-то этому противится.
Он пытался так и эдак, но всё без толку. Испытатель начал уставать, хотя всё ещё перебирал возможные лазейки, собственного измышления или подсказанные коллегами. И даже телохранительница, непонаслышке знакомая с разными формами омнических систем, присоединилась к поиску, казалось бы, маняще близкого ответа, но увы, всё было тщетно. Будто головоломка была создана скорее для разрушения, а вовсе не создания душ, причём в метафорическом смысле тоже. Идалкур, да и все остальные, чувствовали уже почти что физическое истощение.
- Впрочем, даже простая арифметика умеет в юмор. Пятью пять - двадцать пять. Шестью шесть - тридцать шесть. Семью семь? Вот то-то же!
Чего тогда было ждать от вычислительной системы несравнимо более фундаментального порядка и непостижимой сложности, даже границы способностей которой были выяснены лишь фрагментарно? Но, в теории, Альянсу было вполне достаточно и этого успеха. Изготовить такую кауформу, чтобы с ней отмотанное назад во времени существо смогло биологически выживать, учёные уже научились, а при необходимости сумели бы пересадить туда и душу добровольца, благо что Испытателей высокого класса, готовых рискнуть всем, у организации было много.
На всякий случай, однако, Идалкуру и Роханзе выдали дополнительные защитные системы, прежде всего ловушки для призраков. В ходе своих франкенштейновских экспериментов ортактор уже выяснил, что мыслеакулы и другие несложные вирусные сущности воссоздаются без проблем. Порой молодому человеку даже чудилось, будто кубик умеет различать такие вредоносные формы жизни и целенаправленно помогает оператору возвращать их из небытия. Никаких доказательств этому он не видел даже для себя, но интуиция звенела в колокольчик.
Контейнер едва протиснулся сквозь дверь и занял добрую треть оставшегося места в анексарте. И на этот раз его внесли дистанционно, что внушало не меньше беспокойства, чем созвездие разноцветных знаков опасности вдоль мощных регихалковых бортов. Роханза и Идалкур с сомнением склонились над прозрачной верхней крышкой. Они уже вдоль и поперёк изучили все сопутствующие документы, включая пачку совершенно новых, составленных исключительно для них, однако, а во многом как раз именно поэтому, не были уверены, как всё пройдёт.
Но мнения учёных по всей колонии уже были собраны, подсчитаны, рассмотрены, возможные риски и перспективы взвешены, приказ отдан.
Недавнее разрушительное шествие Эргалима недвусмысленно показало, что с гимахами не о чем разговаривать. Они приходили лишь ради одной, не совсем понятной цели, а всё, что их замедляло, включая наилучших дипломатов, видели исключительно как препятствие, которое необходимо обойти - или максимально быстро и жёстко устранить. И, хотя пришелец-сверхновая потратил первые минуты после прибытия на нечто вроде диковинной молитвы, дальше он старался ценить каждый миг. Оставалось тайной, куда он так торопился, альянсовцы не нашли нигде вокруг другой угрозы его миссии и жизни - однако тренированной спешкой был пронизан каждый шаг постчеловека. Да, ещё оставался шанс, совсем крошечный, что не все гимахи ведут себя подобным образом, но даже так готовиться следовало к самому трагичному исходу.
Кроме того, здесь был ещё ряд необычных затруднений. К примеру, всё указывало на то, что Эргалим мог ощущать не только происходящее вдали, за почти абсолютно непроницаемыми стенами зданий, но даже сквозь шаннамские руны, которые блокировали саму информацию, на каждом известном уровне реальности, вплоть до наиболее астральных сфер, и даже матёрым чародеям пришлось немало повозиться, чтобы найти лазейку через их лабиринты. Удержало бы его кемнологическое покрытие этой камеры? И удалось бы ему связаться с чем-то снаружи?
Главная же закавыка касалась гимаховских кауформ, вернее, их отсутствия. Когда тот воин ещё был жив, его организм наполняла очевидно не душа. Там был, скорее, зеркальный барьер, который легко отражал почти все внешние воздействия, кроме простых физических явлений, и заодно, как выяснилось после уничтожения пришельца, хранил в себе его отпечаток. Автономную сущность, которая преследовала такие же цели и умело применяла семантику отражений, чтобы бесконечно умножать свой боевой потенциал. Это был куда более страшный противник.
Внимательное изучение останков показало, что тело Эргалима могло функционировать и без омнического компонента вообще. Более того, он приобрёл подобную черту в процессе долгой нерукотворной эволюции, что выглядело, мягко говоря, очень необычно. Почти все организмы, с которыми имели дело метабиологи Альянса, охотно передавали многие процессы, вроде физиологических и нейронных, душе, привязанной к плоти, потому что это было элементарно удобнее, то есть выгоднее при естественном отборе. Вероятнее всего, юмейном был подсоединён к огненному гимаху лишь незадолго до отправки на самоубийственное задание, а до того он и его предки миллионами лет обходились одними только собственными возможностями многоклеточной системы. И к нормальным душам воин питал чуть ли не физиологическое отвращение.
Всё это смущало и тревожило уже само по себе, однако более широкая картина выглядела ещё хуже. Демашту, по словам голема, которые были худо-бедно подтверждены анализом остатков мозга, был убит мыслеакулой. Паразитическим призраком, который размножается за счёт переработки душ, причём конкретно на основе омниса. Что же такое должно было случиться с древним гимахом, чтобы он оказался уязвим к подобной инфекции вообще, а тем более погиб, когда его организм перестал справляться со своими функциями без кауформенной подпорки?
Вот это обстоятельство Идалкуру и предстояло прояснить в первую очередь, сразу после того, как он вернёт развороченный скелет к жизни.
Роханза подключилась к ящику напрямую и осматривала фрагменты скелета Демашту, заботливо сохраняемые тем, что казалось настоящей системой жизнеобеспечения. Многие модули были подсоединены к нему непосредственно перед началом опыта - раньше учёные не особо надеялись, что уцелевшие после тысячелетий покоя на дней озера куски панцирных пластин, очень посредственно укрывших мягкие ткани и заметно фоссилизированный каркас под ними, вдруг воскреснут. Для надёжности сюда притащили вообще всё, что только удалось собрать.
Испытатель сразу уточнил у Красса, руководителя эксперимента, действительно ли тот готов рискнуть порчей или утратой костей? Ведь для воскрешения хватило бы всего пары молекул! Палеонтолог ответил, что в соседнем филиале, который имел со здешней веткой истории одно прошлое на двоих, уже был найден точно такой же труп. А значит, даже в худшем случае наука не лишилась бы всех образцов уникального постчеловеческого таксона. И если восстановление срабатывает лучше, если вращать кубиком больше биомассы, что ортактор уже наглядно подтвердил, экономить точно ни к чему. Тем более, что останки древнего гимаха уже давно были полностью картографированы до отдельных кварков. В общем риск был достаточно мал, зато огромна польза от возможности посмотреть на Демашту при жизни, со всеми его странными органами, которые не уцелели в ископаемой форме, хотя бы как даэксиры, и при необходимости даже создавать новых существ этого вида.
Идалкур задумчиво кивнул и отошёл от громадного ящика к постаменту. Роханза, верная телохранительница, подыскала свободное местечко сбоку, чтобы оставаться между ним и воскрешаемым нечеловеком, но не закрывать обзор или, того хуже, попадать под действие артефакта.
Окинув взглядом помещение, заставленное доверху всевозможнейшей аппаратурой, от сверхчутких сканеров до могучих пушек, спрятанных за неприметными щитами, молодой человек вновь взял в руки чужеродную головоломку. Он не был уверен, как та отреагирует на появление хозяина, чьи ладони ортактор продолжал подделывать, но здесь сверхинтуиция пока что обнадёживающе молчала. Тем временем агентесса приготовилась синтезировать душу для Демашту, если это понадобится. Испытатель тихо вздохнул, сосредоточился и повернул первый блок.
Через бесчисленные датчики лаборатории, сенсоры механического ящика и глаза самого Идалкура десятки, если не сотни мастеров, затаив дыхание, следили, как древние кости понемногу сбрасывают старый панцирь минеральных отложений, восстанавливают свою изначальную форму, занимают нужное положение, обрастают мясом. Они не просто двигались - сама их история перематывалась обратно, стремительно прокручивая то, что с ними происходило за все минувшие века. Мелькали, внезапно появляясь на периферии и снова исчезая, эфемерные крошки материи. Пока останки гимаха покоились под водой, многие их части продлевали жизнь крабам, рыбам, микроорганизмам, которые растаскивали плоть пришельца по всей округе - но наконец пришла пора возвращать старинные долги. Конечно же, сами они не принимали никакого участия в этом чудесном действе, да и практически все, кому довелось лично отведать такое кушанье, были уже тысячелетия как мертвы. Однако для взволнованных наблюдателей именно таким представлялось воздействие принесённого самим нечеловеком артефакта.
Со всем возможным тщанием Испытатель поднимал гимаха из глубины эпох, и это оказалось куда сложнее, чем он думал. Все образцы, с которыми ортактор здесь работал, происходили из свежайшего времени. Но между последними месяцами и более далёким прошлым были прорублены грубые широкие просеки, ландшафт истории перекопан неведомой силой, а местами вырезан совсем. Прокладывать дорогу по такому диадрому, и вдобавок нести с собою грузное, необычайно сложно устроенное тело Демашту, даже с таким инструментом было тяжко.
Отчасти ему помогала инфосфера, мировой сценарий или какая-то иная система мироздания, которая неплохо помнила, как выглядели вещи в то исчезнувшее время. И, хотя молодой человек до сих пор не имел ни малейшего представления, на что сейчас навёлся кубик, по каким неведомым осям выстраивает тропы, перед его мысленным взором они принимали метафорический, но ясный вид. Древо истории тянулось ввысь и в стороны, с каждой секундой крепло, ширилось, цвело среди бесконечного темпорального сада. Однако вдруг, неведомо откуда, на него налетела стая ужасных птиц с клинками вместо перьев, которые пожрали ягоды-года, переломили половину ветвей, и вдобавок пробили дупла в стволе, который лишь извне казался прочным. Туда они отложили яйца, всё ещё ждущие своего часа, и столь же бесследно улетели.
Пока ортактор краем разума думал, что же могло значить такое ощущение, и продолжал осторожными рывками вести образ гимаха от корней этого дерева к нынешней кроне, его коллеги начинали о чём-то озадаченно перешёптываться. И вот, когда тяжёлая шипастая броня гиганта уже почти вернулась к позабытой изначальной форме, Испытателя вдруг прервал голос Эгуса Моона, главного начальника научного городка.
- Испытатель, подождите. Вы точно стёрли из памяти абсолютно всю информацию об облике субъекта прежде, чем начать его возрождение?
- Ну разумеется, - тот недоумённо взглянул на полуразложившийся труп постчеловека. - А в чём дело? Есть какие-то особые несоответствия?
- В том-то и дело, что нет, а должны. Теоретическая модель его биологии неидеальна, но он в точности совпадает с ней. Взгляните на ладони.
И правда, вместо безупречных искусных пальцев из видений, ниспосланных кубиком в прошлых опытах, могучие руки Демашту кончались малоподвижными уродливыми придатками. Впрочем, этого следовало ожидать, ведь гимах умер именно таким, повреждённым… Но то, что вырастало внутри контейнера, не совпадало также и с образом, который показала головоломка. Эти конечности и правда напоминали скорее расплющенные скрученные лопаты, нежели просто изломанные кисти рук. Кроме того, реальные останки пришельца несли и множество иных следов насильственной метаморфозы, хотя не настолько страшных, чтобы с ними нельзя было прожить. Создавалось впечатление, будто враг не остановился после победы и надругался над скелетом гимаха, оставляя отметки, смысл которых был понятен лишь немногим избранным.
- Уж не хотите ли сказать, что кубик движет его по именно нашим старым описаниям, а не реальным событиям? - помрачнев, ортактор замер.
- Не исключено, угу, - отозвался Кеган Красс, без особой, впрочем, уверенности. - Проверьте все векторы смещения ещё раз, пожалуйста.
Идалкур подчинился, хотя уже заранее предчувствовал ответ. Всё недвусмысленно указывало на то, что тело гимаха действительно было в точности таким, как на самой первой, ещё очень набросочной модели. Которая не предусматривала, например, наличия прекрасно развитых электрических органов в предплечьях великана - фауна озера выгрызла их чуть ли не первым делом. Лишь много позже более внимательный анализ распознал их очевидные следы, которые существовали там всё это время. А сейчас они снова отсутствовали, целиком и полностью.
- Увы, все мои ощущения и мысли однозначно говорят, что это самое настоящее, единственно реальное прошлое, а не какая-то подделка.
- Ну хорошо, тогда продолжайте. Может быть, в процессе откроется больше информации… Но вообще, это крайне неожиданный парадокс!..
Красс на всякий случай прислал Испытателю мемагент, который должен был не просто заново стереть логически невозможный облик гимаха из свежих воспоминаний молодого человека, но и помешать ему сформировать их заново, направляя к более правильной модели. Моон дал согласие на это, хоть и не без колебаний, опасаясь, что такое вмешательство может нарушить тонкий процесс. Идалкур успокоил его, ведь для успеха предприятия не нужно было даже видеть останки. Внимание ортактора здесь работало только с самим набором выбранных осей.
Продолжая жонглировать вселенной, под испытующими взорами вновь притихших коллег, особенно Роханзы, для которой всякое необычное отклонение было поводом всерьёз насторожиться, Испытатель ускорил движение. Он понял, как обороть каменный пламень, преграждающий путь назад, увлекающий само прошлое неясными кольцами дыма куда-то вверх и вдаль, чтобы вытянуть из забвения хотя бы один объект…
Однако вскоре он заметил, что тело гимаха с некоторого момента совершенно перестало молодеть. Точнее, оно всё ещё отматывалось назад во времени - детекторы показывали, что клеточные структуры, атомы и более мелкие частицы движутся по-прежнему обратно. Но сама форма останков при этом не менялась. Демашту крепко застрял в секунде вскоре после гибели - как будто некто или нечто подменило все моменты его ранней биографии на это состояние. Переписало историю, сделав вид, будто пришелец родился и прибыл на Землю уже как полностью взрослое, мёртвое, исковерканное существо, с почти неизменным набором воспоминаний, кроме отдельных подсознательных всполохов да восприятий окружающей среды, над которыми никто не властен. Идалкур старался хотя бы немного переменить его структуру, вывернуть на другую линию, восстановить не только хронологически, но и анатомически, однако это, похоже, означало бы пойти против истины вселенной.
- Ладно, давайте пока что остановимся на этом, - вздохнул палеонтолог. - Возможно, дальше его лучше оживлять более стандартным путём.
К счастью, неведомая сила заморозила нечеловека чуть раньше, чем тот распался на куски. Да, в его организме уже начались необратимые изменения - но плоды альянской науки давно умели перестраивать даже столь сложную материю на уровне тонкой биохимии. Специальные машины, окружившие уже почти холодный труп, начали бережно вкачивать туда новую энергию, двигать молекулы, разбивать их на части и собирать в нужные вещества… По венам вместе с кровью устремилась панацея, помогая исправлять особенно капризные системы. Вокруг заострённой головы мягко сомкнулись лепестки экзокортекса, приводя в порядок мозг, ощущения, переживания пришельца, и параллельно переписывая их на внешние сервера. Обстоятельства смерти гимаха были не менее важны, чем прижизненная форма. И ещё важнее было составить полную картину его существования, всю доступную историю, развёрнутую во времени, а не только парочку избранных мгновений.
Сейчас от действий Испытателя зависело немногое, однако он продолжал стоять настороже, во всеоружии, отслеживая и фиксируя то, как эти процедуры выглядят для кубика Рубикона, какие элементы мироздания куда начинают сдвигаться относительно прежней версии минувшего.
Финальный заряд жизненной силы, и Демашту зашевелился. Глаза открылись, вращаясь и моргая невпопад. Павший воин протянул вперёд руки, рефлекторно сжимая и разжимая кулаки, словно пытаясь что-то крутить по привычке - быть может, надеясь починить себя. Судорожные движения его пальцев становились всё беспорядочней, сердце в бронированной груди заколотилось, числа на мониторах резко скакнули, из отверстий в латах проступила розовая пена. Оживлённый гимах выгнулся дугой, насколько позволяли костяные доспехи, и затрясся в агонии.
- Внимание, мы его теряем!
- Всё же было в порядке?!
- Так он всю жизнь был даже без кауформы! А тут везде стохастические флуктуации Омнимы, и неслабые! Его это похлеще радиации жжёт!
Да, ситуация была пренеприятной. Роханза ещё не включила синтезатор кауформы, но сама ткань бытия уже была заполнена неуловимыми вибрациями смыслов, заурядных природных описаний и идей. Почти все они, от следов движения фотонов до абстрактных сновидений, были безвредными, а зачастую и полезными для того, кто среди них вырос. О такой мелочи было слишком легко забыть. Но для Демашту все эти смыслы были ядом. Они тихо вмешивались в собственную самодостаточную семантику его организма и всюду вносили всё возрастающие искажения, перенаправляя клеточные реакции, нейронные импульсы, распределения гормонов, ферментов, энзимов, в каждом уголке тела…
- Замечательно, ну и как убрать оттуда всю адхуру? Ладно машины, мужик крепкий, выдержит. Но он же сам ею фонит ярче, чем прожектор!
- Заливай его эктоплазмой!
И это помогло. Облако нонсенса, настолько плотное, что казалось физическим маревом, наполнило контейнер, вытесняя все осмысленные понятия, а те, что продолжали отражать диковинные процессы в туше гимаха, оставались на своих местах, более не растекаясь смертельной порчей. Демашту затих, безвольно откинувшись на ложе, и только беспорядочно дёргая отдельными мышцами, однако был стабильно жив.
Впрочем, он всё ещё пребывал в глубокой коме, и никто понятия не имел, почему, а следовательно, как его пробудить. Внедрение развитой души даже не рассматривалось. У биологов тоже не было предположений - казалось, что постчеловек уже достаточно здоров. Специалисты из всех возможных сфер перебирали версии, но безуспешно. Оставалось только считывать информацию через системы жизнеобеспечения в надежде узнать что-то более полезное. И попытаться его клонировать, или синтезировать кадавра, но уже на другой базе, подальше отсюда.
Склонившись над контейнером, уже гораздо больше похожим на медицинское приспособление, чем просто морозильник, молодой человек молча разглядывал пришельца. В своём экзоскелете Идалкур был заметно выше и шире гимаха, а уж физическая сила современной техники была очевидно несравнима с даже настолько развитой органической мускулатурой. Даже сотня, тысяча таких созданий, тем паче абсолютно безоружных, не смогла бы навредить ему… И всё же Испытатель чувствовал, как по коже крадётся холодок. То, что он скорее понимал, чем видел, чужеродное откровение о подлинной, вовсе не грубой богатырской мощи, что скрывается под твёрдой шкурой великана, приливными волнами накатывало из недр энценизма, наполняя подсознание, переваливаясь через край и тяжёлой льдистой массой разливаясь по нутру.
Идалкур вначале представлял Демашту как подобие Эргалима, героическим воином, которого растили лишь для боя, хотя без наличия души тот заведомо не мог попасть в Вальгаллу, да и вообще потусторонний мир. Но, получив возможность осмотреть живое тело, ортактор выяснил куда более интригующую правду о его сути. Конечно, это тоже был потерянный эйнхерий, но, чтобы быть одушевлённым, ему не требовалась никакая кауформа. Эту роль в жизни панцирного гимаха, его собратьев, всея культуры и вообще родного мира играл так называемый турнгир.
Его можно было сравнить с дхармой, кармой, ци и подобными вещами, однако лишь по некоторым внешним признакам. Он представлял собою нечто вроде глобальной карты поведения эусоциальной расы. То, что увязывает жизнь десятков разномастных каст в отлаженное общество и регулирует, нет, напрямую воплощает само его существование относительно вселенной. Внутреннее стремление жить согласно глобальному мирораспорядку, осознанное, но больше на телесном, чем ментальном уровне. Чувство призрачного голода, который можно утолить, только если вести себя чётко определённым образом. Почётная традиция из культуры столь древней, что сама мысль о ней стала нерушимым инстинктом, бессознательным рефлексом, биологическим гипнозом. Сети турнгира наполняли всё, хотя для большинства форм жизни были только фантазией. Но этот вид не просто отточил такие ощущения до идеала, а сделал их ключевой системой всего организма.
И каста гимаха как раз была одной из тех, что помогали социуму насыщаться, вели собратьев в правильную сторону, через меняющийся лабиринт событий окружающей среды. Демашту происходил из линии, возникшей конкретно для отсекания ложных направлений. Это был ярый паладин, боевой жрец, аналог полицейского, но в более нравственно-духовном смысле, семейный администратор народа и природы.
Орудием же ему служили вовсе не феромоны, телепатия или иные биотические воздействия. Он работал тактическим оператором небольших механизмов, вертящихся головоломок, которые оказывали различные эффекты на соседей, приводя их в строго выверенное психологическое соответствие всему. Эти машинки были совсем неаномальными по своей натуре, однако выступали отличными проводниками и регуляторами турнгира, отзываясь в сердцах через причудливые психофизиологические связи, аналога которым ортактор не нашёл. Отчасти это напомнило ему то, как юважские шаманы заклинают кооду особыми химикатами, а корафонские маги сплетают линии дикой энергии в огненных зверей.
Поэтому кадимцы и выбрали на роль гимаха Демашту, ведь он уже был полностью заточен для борьбы с абстрактными общевселенскими грехами. И сразу разобрался, как пользоваться кубиком Рубикона, хотя понимал его на свой привычный лад, подобно тому, как рыцарь средневековой эпохи воспринимал бы меч, способный кидаться магическими плазменными снарядами. Та же форма, условно похожие функции, абсолютно иные приёмы использования и сама конструкция инструмента. Но оба годятся для убийства, и этого уже достаточно.
Испытатель сразу отправлял свои прозрения Моону, который с каждым новым словом хмурился всё сильней. Многие специалисты уже ушли изучать ранее полученную информацию в своих лабораториях и кабинетах, однако на прямой связи с политиком оставалась ещё почти треть персонала научного городка. Всё больше запутываясь в паутине новых сведений и разгорающихся дискуссий, они пытались сообразить, чей мозг сумел бы уместить такие мысли. Среди многообразия инопланетян, нефизических форм жизни, высокоранговых киберколдунов и прочих удивительных созданий, из которых состояло общество Альянса, наверняка должны были найтись похожие примеры. Но даже Эгус со всеми его связями и обширными познаниями социальных сфер никак не мог понять, куда здесь лучше обратиться, кого или что позвать на помощь.
- Это всё, что вы можете прояснить на данный момент? Вам могут предоставить дополнительные ресурсы и модификации, если это нужно…
- Не нужно, благодарю, - отмахнулся ортактор. - Я узнал достаточно много, просто это очень непривычно. И нельзя осознать до конца, если сам не устроен так, как этот парень. Здесь скорее не психология, а именно биология, вся целиком. Каждый аспект в отдельности, и все их комбинации. То есть турнгир не только где-то снаружи, Демашту сам такая же точно его часть, хотя у него полномочия потолще. Да что тут рассказывать, всё равно же не получится корректно передать! Копируйте уж сразу с энценизма, я сейчас определю, где именно оно лежит…
- Большое вам спасибо! - старик улыбнулся, поглядывая на экраны. - Глубинное сканирование будет идти всё время, можете пока отдохнуть.
На этой ноте учёный совет в почти полном составе отправился подумать, оставив Идалкура и Роханзу присмотреть за гимахом. Им позволили действовать на своё усмотрение, но без чрезмерного самоуправства. Всегда оставалась вероятность, что Демашту даже в таком состоянии способен исподволь влиять на них или сам мир, а это следовало узнать заранее. До того, как синтез подобных чудо-тел будет поставлен на промышленный поток, и они, особенно та странная система трансцендентального единства, проникнут во множество сфер альянской жизни.
Ведь то, что Испытатель, агентесса и миллиарды их коллег делали всё это время, по сути своей тоже было элементами всеобщего турнгира.